подругами, но мне не по себе от мысли о том, что придется жить в глуши (коровы! грязь!) и строить из себя образец добродетели.
Глава 6 Софи
Покинув дом графини, я ловлю извозчика и велю ему ехать в театр, где в последнее время дает представления труппа моего отца. На Пасху они, играли пантомиму — не самое успешное мероприятие, надо признать. Это ветхий театрик в том же захудалом районе, что и «Бишопс-отель». Он носит звучное имя Королевский театр, но, кроме имени, в нем нет ничего благородного. Вульгарность, да и только.
— О да, мэм, пару недель назад, как съехали, — сообщает мне привратник. Он вынимает изо рта трубку и помешивает табак огрызком карандаша.
Я ослепительно улыбаюсь ему, а про себя кляну своего недальновидного папашу, который не удосужился черкнуть мне пару слов. С другой стороны, я и сама не навещала его полгода — не хотела, чтобы Чарли положил глаз на какую-нибудь другую актрису.
— А мистер Словен на месте, он арендовал театр на все лето. — Привратник снова сжимает трубку желтыми зубами и выпускает облачко едкого дыма.
Джейк Словен! Управляющий среди актрис известен тем, что добавил к обычному составу труппы еще шесть вакантных мест, а прослушивания проводит в горизонтальном положении.
— Боже правый, в самом деле? Пожалуйста, передайте мистеру Словену мои наилучшие пожелания.
— Не так быстро, — рокочет Джейк Словен, появляясь из-за спины привратника. На его груди салфетка в жирных пятнах: еда — это его второй интерес в жизни. — Софи Уоллес, дорогая моя! Я слышал, твой юнец тебя бросил.
— Мистер Словен, мне жаль, но…
Дверь открывается шире, и Словен втаскивает меня внутрь.
Неспешно оглядев мой бюст, Словен хватает меня за зад и трется о меня всем телом.
— Нет-нет, дорогая, ты обязана мне почитать. Всего за пару дней до своего отъезда из города твой отец сказал, мне: «Непременно посмотри мою малышку Софи. Никто другой так не поет и не танцует, как она, а какой у нее голос! Она может прошептать слово на сцене — и галёрка будет рыдать!»
— Прелестно! — Я ловко уворачиваюсь от толстой руки, которая ложится мне на талию, но тут же другая пытается схватить меня.
— А как насчет поцеловать старого друга? Я ведь тебе почти что второй папочка.
Это утверждение настолько нелепо, что я немею от удивления.
— Сэр, а вы не знаете, куда направлялся мой отец? — спрашиваю я, придя в себя.
— На север. То есть нет, он, кажется, говорил про Бат и Бристоль. — Он плотоядно пялится на мою грудь — видимо, хочет таким образом освежить воспоминания. — Или про Бери-Сент-Эдмундс?
Его губы приближаются к моему лицу. Похоже, на обед он ел лук.
— Ах! — Я роняю ридикюль и нагибаюсь за ним — большая ошибка с моей стороны. — Что ж, я, конечно, почитаю вам. Что бы вы хотели услышать?
К этому времени, танцуя своеобразный балет (он наступает, я — ускользаю), мы уже сошли со сцены.
— В моем кабинете, — говорит он, тяжело дыша.
— О нет, здесь, и только здесь. Тут больше места для танцев. — Я подхватываю юбки, и он начинает дышать еще чаще при виде моих щиколоток. Я снимаю шляпку. Он облизывает губы.
Я опрометчиво позволяю ему выбрать пьесу, и он бросает мне «Отелло».
— Прекрасная Дездемона. — Он снимает повязанную вокруг шеи салфетку и промокает толстые губы. — А я сыграю Отелло.
На сцене стоит диван. А как же без дивана? Благородный мавр подтягивает штаны и жестом велит мне ложиться.
— А может, мне лучше начать с молитвы?
Не уверена, что мне хочется встать на колени перед Джейком Словеном — по крайней мере я не собиралась переходить к этому так быстро, — и вообще-то говоря, у меня мелькает мысль, что мне лучше бы с криками выбежать отсюда. Но я же актриса! У Словена нет оснований, чтобы не принять меня в труппу (да и к тому же у него наверняка найдется с десяток женщин покрасивее меня).
Мне удается его перехитрить: я стою, сложив молитвенно руки и воздев очи к небу. Разумеется, так я не вижу, что он замышляет — для такого крупного человека он двигается на удивление тихо, наверное, сказываются годы практики, и я громко визжу, когда толстая лапища ложится мне на бедро. Я отбрасываю книгу.
— Смерть шлюхе![1] — ревет он мне в ухо.
Я падаю на колени и шарю по полу в поисках книги. Мое лицо оказывается на уровне его пояса — зрелище не из приятных, скажу я вам, все эти пятна от подливки, пуговицы, которые того и гляди оторвутся, так сильно натянута ткань… Найдя нужное место в тексте, я отвечаю с душещипательной мольбой в голосе:
— Подожди хотя б до завтра.
— Так вырываться… — Отелло изо всех сил рвется облапать мою грудь.
— Полчаса хотя бы! — Наверное, я единственная Дездемона в истории, которой искренне хотелось, чтобы сцена эта длилась не дольше полминуты.
Словен рывком поднимает меня на ноги (при этом держит он меня за грудь и бедро).
О нет! Я, с трудом удержав равновесие, забегаю за диван.
— Хотя б одну молитву!
Словен топает за мной, и от прилагаемых усилий у него начинается одышка. Я хватаю подставку, крепкую деревяшку в два фута длиной, покрашенную под дерево, и наставляю на него.
— Слишком поздно! — смачно произносит Словен — и отступает от шекспировского текста. Вряд ли великий драматург планировал, чтобы Отелло повалил Дездемону на диван и стал задирать ей юбку…
Я хорошенько замахиваюсь — и подставка с глухим звуком бьет его по виску.
Он падает на диван как подкошенный. Диван трещит под тяжестью его туши — и медленно оседает на пол грудой бархата и крашенного под золото дерева. По дощатому полу расплывается темная лужа крови.
Я стою потрясенная. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. Он что, мертв? Нет, наверняка без сознания. Проверять не хочется — чего доброго, он еще воспрянет духом и в отместку изнасилует меня прямо на полу.
Какой же я была дурочкой! Мне не впервой отваживать от себя любвеобильного управляющего. Неужели нельзя было пофлиртовать, улыбнуться, подразнить его немного? Нет, мне пришло в голову, что Словен всерьез угрожает моей добродетели (ха-ха). Я же актриса. Дела делаются так. Словен — похотливая скотина, но я всегда это знала.
Подставка падает на пол, и тут я понимаю, какая мертвая тишина стоит в театре.
Боже. Я погибла. Я убийца. Я хватаю шляпку и на бегу, завязывая дрожащими руками ленточки, покидаю театр тем же путем.
— С мистером Словеном приключилось несчастье, — сообщаю я дремлющему привратнику. Тот вздрагивает, просыпаясь, и пепел из его трубки сыплется ему на жилет. — Прошу вас, помогите ему.
Я останавливаю извозчика и падаю без сил на сиденье экипажа. Нужно бежать из города. Я буду сидеть в своем номере в «Бишопс-отеле» тихо, как мышка, поступлю на службу гувернанткой-компаньонкой и стану добродетельной женщиной.
Я собираюсь в одиночестве предаться размышлениям о двух своих ролях, новоприобретенной роли убийцы и более привычной — совратительницы честных мужчин. Кстати сказать, я жажду сменить амплуа