— Кому это ясно, мэм?
— Ох, перестань! — Мать замахивается на меня салфеткой. — Она очень смелая девушка, но вам, мужчинам, не понять, как умеет страдать женское сердце.
У моего отца случается отрыжка. Я борюсь с искушением повторить этот звук.
— Пап, хочешь, я посмотрю счета? — Я извлекаю волосок из подливки в моей тарелке.
Отец так и светится:
— Ты сделаешь это, мой мальчик? А то у меня возникли кое-какие проблемки…
О нет! Во что я ввязываюсь? Ведь я не понаслышке знаю, какого рода «проблемки» бывают у моего отца с гроссбухами.
Несколько часов спустя цифры уже пляшут у меня перед глазами, расплываются и таинственным образом скачут из столбца в столбец. Я снимаю очки и тру глаза.
— Пап, тут сам черт ногу сломит.
— Боже правый, неужели дела настолько плохи? Она ж с меня шкуру спустит. — Отец вновь закуривает трубку и опирается локтями на кухонный стол. У очага на теплых плитах спит поваренок, и несколько кошек уютно устроились подле него.
— Тогда пусть мама сама ведет бухгалтерию.
— Нет, я так не могу.
Я не спорю. Я по опыту знаю, что это дело безнадежное.
— Думаю, что кухарка заказывает больше масла, чем нужно, и продает излишек. В прошлом месяце они купили его столько, что можно было бы сплавить этот отель по маслу до самой Темзы, а в кухне все равно его кот наплакал. Тебе нужны счеты, пап. Ты до сих пор делаешь ошибки в сложении и вычитании.
— Мне, сынок, вполне достаточной десяти пальцев. Мой папаша прекрасно обходился только ими.
— У него не было большого пальца на одной руке.
— Что правда, то правда. — Отец кивает сквозь облако дыма.
Я дую на свежие чернила в гроссбухе, чтобы они поскорее высохли. Некоторые из проблем я решил, но я точно знаю, что стоит за бухгалтерию взяться отцу, как там снова воцарится математический хаос.
Над нашими головами звякает колокольчик.
— Это из шестнадцатой комнаты, — говорит отец, не глядя на ряд колокольчиков. Он узнает каждый из них по звуку, точно так же, как другие различают голоса. — Миссис Уоллес что-то понадобилось.
— Я схожу.
Мне не нужна свеча — я могу пройти по этим коридорами лестницам с закрытыми глазами, ведь я знаю их с детства. В гостинице уже все стихло, и я недоумеваю, что могло понадобиться миссис Уоллес в такой поздний час. Впрочем, вполне возможно, в ее жизни в это время балы и развлечения только начинаются.
Я стучу в дверь. Она открывается со скрипом, и на пороге стоит миссис Уоллес. Лицо ее подсвечено огоньком свечи.
— О, мистер Бишоп…
— Вы ожидали увидеть кого-то другого, мэм?
— Я надеялась, что придет служанка, хотя не важно, я и сама справлюсь.
В моей голове проносятся непристойные мысли о корсетах, чулках и прочих женских секретах.
— Не забивайте голову. Лучше входите, выпьем вина.
— Ну, я… — Вряд ли я могу сослаться на то, что «Бишопс-отель» — респектабельное заведение, ибо таковым он никогда не был, а теперь и подавно.
— Входите! — Она улыбается и тянет меня за рукав. — Попробуем начать знакомство заново, мистер Бишоп. Хочу, чтобы вы поняли: я не настолько ужасное создание, как вы обо мне подумали.
— Я такого никогда не говорил.
— Это и не нужно было говорить.
Она открывает дверь пошире, и я вхожу в ее спальню. В полумраке кровать кажется еще огромнее.
Перед камином стоит небольшой стол с остатками трапезы и полупустой бутылкой вина. Огонь почти погас, и только угли тлеют красным.
— Но у вас только один бокал, — говорю я. — Я принесу…
— Ах, чепуха. Выпьем из одного. Вот, я буду пить с этой стороны, а вы с другой. — Она наполняет бокал. — Ваше здоровье, сэр.
Она делает глоток и протягивает бокал мне. Я борюсь с искушением коснуться губами того места, где еще остался след ее губ.
— Мистер и миссис Бишоп очень милы, — замечает она.
— Что?! — восклицаю я. У меня перед глазами проносятся образы того, как мой отец хлебает чай из блюдца, а мать трещит без умолку, припоминая смешные случаи из моего детства, отчего я прихожу в жуткое смущение.
Она улыбается:
— О, я понимаю, вы не хотели меня сюда привозить, но нищие не выбирают, правда ведь? Если бы я заранее знала о планах семьи Чарли, то позаботилась бы о том, чтобы не попасть в такое затруднительное положение. Вот что, мистер Бишоп, я продам одно из платьев и верну вам долг.
— Уверяю вас, мой хозяин может…
— Я же знаю, что у Чарли нет ни гроша.
— Я настаиваю. Вы ничего мне не должны, мэм.
— Спасибо. — Она кивает. — Пудинг с изюмом пришелся мне по вкусу.
— О да, очень вкусный. — Мне не по себе, да еще и язык начинает заплетаться. — Что ж, спасибо за вино, миссис Уоллес. Завтра я выезжаю рано, так что мне надо… надо…
— Мистер Бишоп, вы очки снимаете когда-нибудь?
— Только в постели.
Она улыбается, приподнимается на цыпочки и… снимает мои очки.
О откровение! О Господи, если бы я только знал… Восторги минувшей ночи оставили далеко позади самые дикие, самые чувственные мои фантазии. Красота ее тела, изысканный аромат кожи, нежность прикосновений рук и губ… Я сражен, я потрясен! Теперь я понимаю, о чем все эти стихи, вся эта музыка (за исключением грубых уличных баллад, хотя я и к ним теперь подхожу с новым пониманием)! О богиня! Прелестное, божественное создание!
Я впервые задумываюсь о том, что мистер Бишоп не так уж плох…
Глава 5 Софи