каждый раз можно в новый дом возвращаться.
– А детей своих он не путает? – волнуемся мы.
– Детей не путает. Но имена путает, может Алика Мариком назвать. А вообще он хороший. И добрый. И братья у меня хорошие. Например, Алик. Его тискать можно, он это очень любит. И потом Марик. Вроде маленький, но такой ловкий! На спор разбил двухлитровую банку абрикосового варенья футбольным мячом. Я говорю – не попадешь. Он говорит – попаду. Я говорю – а вот и нет. А он говорит – а вот и да. Разбежался, вдарил и разбил.
– И чего? – похолодели мы.
– Ну, – отвела глаза в сторону Манька, – иногда мама мне очень Ба напоминает. Как выйдет из себя, как разорется! Хотя ее тоже можно понять, три дня возилась с вареньем, закатала в банки, поставила на пол – остывать. А тут Марик с мячом. В общем – одни траты.
– А разве нельзя было варенье обратно в банку собрать? – подала голос Маринка.
– Нет. Во-первых, с пола ничего не едят. Особенно когда взрослые это видят.
– А если мороженое уронил? – встряла я.
– Тогда нужно как-нибудь незаметно допинать его за угол и там быстро съесть, пока не отобрали. Не перебивай меня, Нарка, а то я забываю, о чем говорила. Итак, во-первых, нельзя ничего с пола есть. А во- вторых – от разбитой банки осколков много, если они попадут в живот, могут поранить кишки. И тогда всё. Кирдык.
– Чего-о-о-о?
– Кирдык. Ну, то есть всё, умер. Слово смешное, да? Дядя Роберт очень любит его повторять. Кирдык!
Мы сначала посмеялись, а потом принялись повторять новое слово на всякий лад. С каждым разом оно нам почему-то казалось смешнее и смешнее.
– Кир-дык, – выговаривали мы по слогам и срывались в визг.
– Ой, кирды-ы-ы-ы-ык!
– Кирдычок!
– Ахаха-а-а-а!!!
– Кирдыкуля-какуля!
– Гагага-а-а-а!!!
– Девочки, – раздвинув ветки плакучей ивы, нависла над нами тетя Сирун из тринадцатой.
– А мы чего, мы ничего! – зачастили мы.
– Вижу, что ничего, поэтому разговариваю с вами нормальным голосом. Вас мама ищет, звала несколько раз, а вы не слышите.
– Это потому, что мы громко смеялись, – объяснили мы и побежали узнавать, зачем понадобились маме.
– Маня, помоги мне плед сложить, а то одна я не справлюсь! – крикнула Маринка.
– Я тебе помогу, – отозвалась тетя Сирун.
Мы помахали Маринке и нырнули в виноградные кусты под нашими окнами. Балкон пустовал, а звать маму, если он пустует, нельзя. Может, она Сонечку укладывает, а мы своим ором ее разбудим. Поэтому мы кинулись наперегонки домой. Впереди летела Каринка, за Каринкой – Манюня, замыкала кросс я. Первой до нашей квартиры добежала сестра и принялась колотиться телом в дверь. В свое время мама запретила нам звонить в звонок, чтобы не будить Сонечку.
– Лучше постучите, и я вам открою.
Теперь, наверное, мама сильно жалела о том, что не разрешила нам звонить. Потому что колотились мы в дверь с таким остервенением, что казалось – если еще немного поднажать – она слетит с петель.
Мама открыла в ту минуту, когда долбиться в дверь вместе с Каринкой начала Манька. Если бы остался просвет, воткнулась бы и я, но места для меня, к сожалению, не нашлось, поэтому я стояла в сторонке, в нетерпении подпрыгивая на одной ножке.
Щелкнул замок, распахнулась дверь:
– Ну зачем так шуметь? – принялась сердито выговаривать мама.
– Мам, дай попить!
Мама пошла на кухню, причитая, что с такими детьми даже дубовые двери не выдерживают.
– Это ж не дети, – бурчала она, – а чистые варвары.
Мы, скромно потупившись, ждали, когда она вернется. Получив по стакану воды, стали пить, давясь большими глотками.
– Если бы вы ели так, как пьете! – не вытерпела мама.
– Еще чего! – оторвалась от воды Каринка. – Пить вкусно, а есть – совсем наоборот. Особенно тушеные овощи!
– Или твое ужасное блюдо из картофеля с луком и зернышками барбариса и граната! – отозвалась я.
– Что вы понимаете в изысканной еде! – махнула рукой мама.
– Очень даже понимаем, Тетьнадь. А вот вы, взрослые, в правильной еде ничего не понимаете. Потому что когда ваши дети говорят, что жареная картошка – лучшая в мире еда, то готовить надо жареную картошку, а не эти противные тушеные овощи. Правда, девочки? – Манька обратилась за поддержкой к нам.
– Конечно, правда, – отозвались мы.
– Ну-ну, – встала руки в боки мама. – Вот и будете круглый год жарить своим детям картошку, ясно? А я вас буду кормить тушеными овощами. Из вредности!
– Мам, тетя Сирун сказала, что ты звала нас, – увела тему разговора в сторону я.
Мама отобрала у нас стаканы.
– К нам гости заезжали, а я не смогла вас дозваться.
– Какие гости?
– Девочка Наринэ из Москвы. Помните папиного двоюродного брата Юрика?
– Который работает следователем?
– Да.
– И чего?
– А того. У него есть дочка Наринэ. Она приехала погостить.
– К нам?
– К своей бабушке. А к нам будет в гости ходить.
– Что, она совсем москвичка? – подала голос Манька.
– Совсем. Родилась и выросла в Москве. – Тут мама вспомнила, что мы стоим на пороге. – Мы так и будем переминаться здесь с ноги на ногу? Может, все-таки пройдете в квартиру?
Мы втиснулись в прихожую, скинули сандалии, переобулись в тапки. Пошли гуськом мыть руки.
– А сколько ей лет? – крикнули маме.
– Семь.
– А чего ее зовут как нашу Нарку? – не вытерпела Манька.
– Тебе жалко?
– Жалко, ага!
– Мария!
– Шучу, гыгы. Спросить, что ли, нельзя? Буду называть ее московской Наркой, чтобы не путать.
– Можешь ее Настей называть, ее все на русский манер Настей называют.
– Во, здорово, так и будем ее звать, да, девочки?
– Угум.
– А чего она не стала нас дожидаться?
– Они поздороваться заехали. А завтра Настя к нам с официальным визитом придет.
– Небось вся расфуфырится? – высунулась из ванной комнаты Манька.
– Зачем расфуфырится? – удивилась мама.
– Знаю я этих городских. Наденет какое-нибудь пышное платье, надушится духами, накрутит волосы. И гольфы небось с завязками-помпончиками натянет!
