Том сказал:
— В древности была пословица «Поднявший меч от меча и погибнет».
— Значит, не зря мы сюда прилетели, — заметил Ким. — Мы на верном пути. Болезнь действительно пришла отсюда.
И тут Петруничев грустно покачал головой:
— Да, мы правы, к сожалению. Теперь я понимаю, почему профессор сказал вам: «Грустно, если вы правы». Видимо, он догадывался, что мы найдем здесь. Природа не сумела бы создать такую изощренную инфекцию. Микроб геронтита изобретен преступным человеческим умом, и нет у него тут естественных врагов или пригодных для прививок родственников. Увы, лекарства тут нет. Мы лишь поняли яснее, как велика опасность, угрожающая человечеству… всему человечеству, друзья.
Глава 9. Девочки исключаются
Кадры из памяти Кима.
Свернутая в трубочку бумажка. Волнуясь, Ким разворачивает ее непокорными пальцами.
Он хочет подавить волнение, хочет не выдать волнение, боится, что не сумеет победить себя.
Крест!
Корявый, неровный, с утолщением на правом конце. Перо зацепилось за бумагу.
И корявый крест этот отделяет Кима от товарищей, от всех людей на свете. Они — по ту сторону креста. Ким ловит взгляды, сочувственно-отчужденные. Голоса звучат глуше, людские фигуры кажутся мельче. Все заслоняет крест.
Что же делать теперь?
Оставаться тут, ломать ящики с секретными замками, переводить на современный язык тайные планы преступников? Даст это что-либо для изучения геронтита, или самое важное уже выяснено: микроб выведен искусственно, этим и объясняется изощренная вредоносность болезни?
Весь вечер Петруничев и Ким пытались связаться с Дар-Мааром. Но радио не хотело подчиниться. Передатчик безумствовал: свистел, ревел, мяукал, выл на разные голоса, но произносить членораздельные слова отказывался. Опять в эфире бушевала магнитная буря.
В январе в Антарктиде лето, время белых ночей.
Солнце медленно, нехотя спускалось с небосвода, расцвечивая апельсиновым и малиновым облака и снега, под горизонт ушло уже в одиннадцать вечера. Наступили мерцающие сумерки — не свет и не тьма. Все стало неопределенным, предметы потеряли тени, скалы стали превращаться в зверей и воинов, близкое путалось с далеким, большое с малым.
Около полуночи Петруничев отодвинул передатчик.
— Бесполезно, — сказал он. — Эти магнитные вопли не перекричишь еще три дня. Быстрее слетать в Африку. Завтра отправимся. Спать, Ким, спать!
Девушки спали в глайсере. Том с Севой — в палатке.
Ким взял свой спальный мешок, зевая во весь рот…
И тут он увидел… призрак, выходящий из пещеры мертвых.
Мороз пошел по коже у Кима. Нет, конечно, он не верил в привидения, но и неверующему ведь страшно ночью на кладбище. А тут — мутная белая ночь. Одиночество. Полярная немота. И столько страшного видел Ким сегодня!
Он протер глаза. Но некто призрачный, в черном костюме и белой рубашке, одетый, как оперный певец, стоял у выхода из пещеры.
Галлюцинация? Ким потер виски, ущипнул себя. Но призрак не исчезал. Тогда Ким схватил бинокль. Едва ли галлюцинации можно рассматривать в оптические стекла! И что же?
В кругу, пересеченном крестом нитей, деловито шагал толстенький пингвин. Его черная спина и впрямь была похожа на фрак, белая грудь — на манишку.
А в клюве пингвин держал что-то прямоугольное, цветное — возможно, пачку сухого супа.
— Фу ты, напугал!
В первую секунду Ким почувствовал облегчение, потом с криком бросился к палатке:
— Петя! Петр Сергеевич! Пингвин заходил в пещеру, Теперь он инфекцию разнесет.
— В погоню! Нет, стой! Халат надень!
Пока Ким напяливал защитный халат, минута была упущена. Потом будили Севу и Тома — потерялась еще минута. И еще минуту потратили на поиски телеглушителей. Ведь оружие редко приходилось употреблять в эпоху дружбы, вот его и спрятали на самое дно чемоданов.
Пингвин за это время скатился на пузе с ледяного склона и далеко опередил преследователей. Им еще пришлось подниматься к ледопаду, перебираться на соседний ледяной язык. Пингвин даже исчез из виду, след, однако, остался. Крылатый мародер поранил лапу, может быть, наступил на осколок: на льду виднелись кровавые капли.
Пингвины на суше неторопливы и небоязливы.
До появления человека в Антарктике у них не было врагов на льду. Этот, однако, заслышав погоню, удирал что есть мочи, вероятно, не хотел отдавать свою добычу.
На ровном льду люди догнали бы его без труда.
Но тут им пришлось, скользя, падая, путаясь в халате, лавировать между глыбами. Наконец увидели черную спину. Добравшись до крутого склона, пингвин снова улегся на жирное пузо — и только снег завился.
Ким первый выскочил на скат. Собирался уже подобно пингвину, жертвуя собой, катиться вниз. Выскочил… и замер.
Внизу на широком ледяном поле топтались сотни две пингвинов. Бациллоноситель замешался в стаю, спрятался в толпе. Ким водил биноклем по клювам — пачки он не видел.
— Всех подряд глушите, — распорядился подбежавший Петруничев.
Ничего другого не оставалось. Три воина с телеглушителями начали жестокое избиение. Пингвины были не дальше ста метров, их черные фраки представляли отличную мишень. Щелк-щелк-щелк. Глушители хлопали негромко, словно били в ладоши. Ким, Том и Сева целились, щелкали, целились, щелкали. Пингвины, не понимая беды, безропотно позволяли себя расстреливать.
— Словно кибермясники на бойне, — поморщился Сева. — И резать будем всех?
Ким заметил:
— У «того» поранена левая нога. Мы отыщем и убьем его одного. А прочие очнутся.
И вся пингвинья стая была бы уложена за полчаса, если бы не ошибка Петруничева. Желая помочь студентам, он решил, что проще расстреливать сверху, и поднял в воздух глайсер. Но как только стальная птица повисла над полем, нервы пингвинов не выдержали. Вся стая, словно очнувшись, ринулась в воду.
На льду осталось лежать штук пятьдесят. Ушел ли виновник всего этого избиения?
Ким с Севой спустились на ледяное поле, обошли оглушенных птиц, осмотрели все левые, а заодно и правые лапы. Свежих кровоточащих ранок не нашли. Уплыл бациллоноситель, или ранка его успела затянуться? Поддаваться жалости нельзя было. Пришлось сменить глушитель на шприц и прикончить всех птиц ядовитым уколом.
Пока студенты расправлялись с пингвинами, сконфуженный руководитель посадил самолет.
— Увы, улетать теперь нельзя, — вздохнул он. — Будем сидеть, пока не перебьем всю стаю. А иначе получится постоянный очаг инфекции. Впрочем, можно надеяться и на вирулентность микроба. Люди теряют сознание на третьи сутки, едва ли птица выдержит больше одного дня.
Взволнованные всеми событиями, молодые люди заснули поздно и проснулись поздно. Уже часов в девять Ким вышел из палатки, чтобы наколоть льда для утреннего чая, глянул вверх на скалы… и увидел знакомого пингвина.
Пузатенький и неуклюжий, похожий на чиновника гоголевских времен, пробирался он в пещеру, деловито размахивая ластами. Еще бы папку ему под мышку — вылитый получился бы чиновник!
