дикий визг и грохот. Когда взрослым удалось наконец открыть дверь, они увидели, что все дети висят под потолком, оплетенные крепкой паутиной. Единственный, кто не висел под потолком, был Чарли, с ужасом смотревший на разбитое окно.
— Господи боже, что здесь произошло? — спросил папа, увидев, что дети раскачиваются под потолком, как игрушки на елке.
— Огромный паук, — ответил Чарли и показал на разбитое окно. — Он убежал через окно. Я не виноват.
Вообще-то говоря, мальчика никто и не обвинял. Сами подумайте: разве тринадцатилетний подросток может натворить нечто подобное? И все же репортер местной газеты поинтересовался, как получилось, что «огромный паук» спеленал всех, кроме Чарли? Но над этим вопросом ломал голову и сам мальчик. Зато когда детей сняли с потолка и освободили от паутины, с Чарли они не разговаривали и старались на него не смотреть — все, даже ВП. Итак, в ту ночь Чарли Бенджамин лег спать с мыслью о том, что наконец-то нашел себе друга, а проснулся изгоем, которого боятся и обходят стороной.
И ведь это было уже не в первый раз!
Можно сказать, что с того момента, как Чарли появился на свет, он и его сны стали весьма взрывоопасной смесью. Первая катастрофа случилась в детском саду «Добрые руки», во время дневного сна.
Чарли тогда было три года.
Сейчас мальчик уже не помнил, что именно произошло в полутемной комнате, где он спал вместе с другими детьми, но в памяти до сих пор звучали дикий визг и жуткие завывания, от которых он мигом проснулся. Когда в комнату вбежали воспитатели, маленький Чарли сидел на постели, с удивлением оглядывая разгромленную комнату.
Яркие обои свисали со стен лохмотьями, словно кто-то их рвал когтями. Возле опрокинутой книжной полки валялся разбитый аквариум, и рыбки трепыхались на полу, жадно хватая ртом воздух. Рядом лежала сломанная и засыпанная осколками стекла подставка для книг.
— Что здесь стряслось? — побелев от ужаса, спросила воспитательница.
— Простите, — ответил маленький Чарли, дрожа всем телом. — Я не хотел.
— Это сделал ты? — недоверчиво спросила воспитательница.
Чарли кивнул:
— Иногда мне снятся кошмары, и тогда происходит ужасное.
Кошмары начинались и кончались всегда одинаково.
Вечером Чарли укладывался спать в мягкую и теплую постельку, и все, казалось, было прекрасно — по крайней мере, поначалу. А потом среди ночи дом вдруг сотрясался от жуткого храпа и глухого рычания. К тому моменту, когда в комнату Чарли вбегали перепуганные родители, они видели лишь следы учиненного погрома — пол был усеян набивкой матрасов, обрывками ковров, осколками оконных стекол. И хотя родители ни разу не застали сына в тот момент, когда он хулиганил, они были уверены: погром — дело его рук. Ну а чьих же еще? В конце концов Чарли на какое-то время вообще перестал спать.
Случай в детском саду, позднее названный газетами «Ужасное пробуждение», быстро превратился в легенду. Вскоре дети, завидев Чарли, распевали песенку собственного сочинения под названием «Чарли- Чарли, ночной кошмар». А потом родителей мальчика вызвал к себе директор, который вежливо объяснил, что «Добрые руки» больше не могут одаривать Чарли своей добротой.
— Видите ли, дети его боятся, — сказал директор, напустив на себя ужасно серьезный вид. — Хуже того, они отказываются спать в одной комнате с ним. Это абсолютно недопустимо. Дневной сон — краеугольный камень в системе дошкольного воспитания. Это клей, который скрепляет частички процесса становления будущего ученика. Без дневного сна мы получим хаос и всеобщий упадок!
— Я понимаю ваши чувства, — спокойно ответил папа. — Но если вы считаете, что причиной всех неприятностей является наш Чарли...
— То это неправда! — выпалила мама, поглаживая сына по голове. — Это дети дразнят и мучают нашего сына, а не он их. Вы знаете, как они его называют? Чарли — ночной кошмар!
— Совершенно верно, — продолжал Баррингтон. — Поэтому я хочу предложить вот что: пусть Чарли спит отдельно от остальных детей.
Директор пришел в ужас.
— Мы не можем пойти на такой риск! Если я сделаю исключение для одного мальчика, то вскоре мне придется делать исключение и для других. Я и опомниться не успею, как наше заведение превратится в одно сплошное исключение! — Директор печально покачал головой. — Нет, «Добрые руки» и Чарли — ночной кошмар — то есть, я хочу сказать, ваш Чарли — пойдут разными путями.
Детский сад «Добрые руки», откуда вышвырнули Чарли, оказался первым, но далеко не последним — за ним последовали «Точка равновесия», «Счастливый ребенок», «Маленькие ученики» и «Идеальные игры». На этом страхи Чарли быть выкинутым в очередной раз закончились, потому что к тому времени он подрос и мог уже ходить в подготовительную группу.
Мальчику было тогда шесть лет.
— Я знаю, вы считаете, что ваш ребенок абсолютно здоров, — промурлыкал старший воспитатель начальной школы имени Пола Ревери — участника американской революции.
Воспитатель с трудом произносил слова из-за надетых на зубы металлических скоб, которые напоминали крысиную нору, где скапливались недельные остатки пищи.
— Однако наш психолог поставил ему диагноз... так, минуту... вот. — Мистер Круп принялся читать по бумажке: — УДВСОУР.
— Многовато букв для такого маленького мальчика, — сказал мистер Бенджамин, обнимая сына за узкие плечи.
— Он заслужил каждую из них, поверьте! В общем, это означает: «Устойчивый дефицит внимания, сопровождающийся острым умственным расстройством». — Мистер Круп отложил бумажку и взглянул на Чарли, который в это время сосредоточенно выковыривал застрявшее в зубе кукурузное зернышко. — Поскольку мы являемся образовательным учреждением, то по закону обязаны дать вашему сыну образование. Но я считаю, что для Чарли будет в высшей степени полезно, если вы переведете его в специальное учебное заведение, где обучают детей с таким же сложным диагнозом, как у него. Распишитесь вот здесь, пожалуйста.
И старший воспитатель подал маме Чарли какой-то бланк.
— Нет, — сказала мама, отодвигая бланк.
— Простите?
— Я понимаю, мистер Круп, что и вам, и всем детям мой сын не нравится. Но возможно, вы его просто недооцениваете. А он необыкновенный ребенок. Поэтому мы забираем его прямо сейчас. — Ольга решительно встала. — Если мне не удастся подыскать сыну приличную школу, я буду учить его сама.
Что она и сделала.
В течение последующих семи лет Чарли жил в Модели-три, как в защитном пузыре, пока тот не лопнул в ночь «Катастрофы на вечеринке».
«Ну почему я такой урод?» — думал Чарли, сидя на диване и глядя в большое окно, в надежде увидеть, как возвращаются из школы ребята из соседних домов. Если ему нельзя с ними играть, то хоть смотреть-то можно? Прошло уже пять дней после той вечеринки, а у него по-прежнему все плыло перед глазами.
Недалеко от дома с шумом остановился школьный автобус, который возил учеников в среднюю школу имени генерала Макартура, заслужившего множество орденов и медалей во время Второй мировой войны. Раздвинулась дверь-гармошка, и ребята высыпали на улицу — шумные, веселые, с рюкзачками за спиной и жвачкой во рту. Они громко смеялись и толкали друг друга. Чарли сразу увидел ВП — тот вынул из рюкзачка летающую тарелку и запустил ею в одного из мальчишек.
Чарли помахал ВП рукой. Тот ответил ему ледяным взглядом и быстро повернулся спиной.
— Как ты думаешь, они меня никогда не простят? — спросил Чарли маму. — За то, что висели под потолком?
Он ожидал услышать решительное «нет», но, к его удивлению, мама только пожала плечами, продолжая внимательно следить за событиями в очередном «мыле», которое шло по телевизору. Вообще, за
