Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2

автомобиля,
И крыса прошмыгнет в нору.

Вот так! Не добрая, не злая,
Под эту музыку жила я,
Под эту музыку умру.

1922

31 января

Евдокии Федоровне Никитиной

Кармином начертала б эти числа
теперь я на листке календаря,
исполнен день последний января,
со встречи с Вами, радостного смысла.

Да, слишком накренилось коромысло
судьбы российской. Музы, не даря,
поэтов мучили. Но вновь – заря,
и над искусством радуга повисла.

Delphine de Cirardin, Rachel, Vernhaga,
Смирнова, – нет их! Но оживлены
в Вас, Евдокия Федоровна, сны

те славные каким-то щедрым магом,—
и гении, презрев и хлад, и темь,
 спешат в Газетный, 3, квартира 7.

1922

* * *

На запад, на восток всмотрись, внемли, —
об этих днях напишет новый Пимен,
что ненависти пламень был взаимен
у сих народов моря и земли.

Мы все пройдем, но устоят Кремли,
и по церквам не отзвучит прокимен,
и так же будет пламенен и дымен
закат золотоперистый вдали.

И человек иную жизнь наладит,
на лад иной цевницы зазвучат,
и в тихий час старик сберет внучат.

«Вот этим чаял победить мой прадед», —
он вымолвит, печально поражен,
и праздный меч не вынет из ножон.

Георгий Вяткин

Художнику

Своей стезей светло и вдохновенно
Иди вперед, сверши заветный круг,
Всему живому вечный брат и друг
И в радости и в горе – неизменно.

Скорбит земля под ношей крестных мук,
Но Творчество – как солнце над вселенной.
Ты слышишь зов: быть с красотой нетленной.
Ты видишь лес подъятых к солнцу рук?

Пусть мишурой блестит докучный рынок; —
Нет, глух и слеп к соблазнам суеты,
Не изменяй путям своей мечты.

И всех и все зови на поединок
Во славу жизни, воли, красоты.
Что мир без творчества и что без мира ты?

Шаман

Священный бубен поднят, вознесен.
Он пахнет дымом, потом, старой кожей,
Но он любим шаманами, он – Божий.
И вот, гудит певучий перезвон.

Ложится мгла на серый небосклон.
Над юртой веет ветер непогожий
И в тишину пустынных бездорожий
Несет молитвы, жуткие, как стон.

И день и ночь кругом шумит тайга,
А там за ней, суровы и безлюдны,
Горят в сияньи северном снега,

И светятся, таинственны и чудны,
Равнины тундр и горы вечных льдов.
Мир полон тайн. Мир страшен и суров.

Из цикла «Алтай»

3 Катунь

Царица рек, в немеркнущей короне, —
Рожденная неведомо когда
В снегах вершин, в их непорочном лоне, —
Светла Катунь, быстра ее вода.

Меж диких скал в несокрушимой броне.
Под шум лесов, немолкнущий года,
Летят ее бесчисленные кони
И отдыха не знают никогда.

Вспененные, с мятущеюся гривой,
То тяжело, то ласково- игриво,
Сбежав к степям, шумят у берегов.

А там, вверху, там новые родятся,
Вздымаются и прыгают и мчатся
В алмазах брызг и в пене жемчугов.

Велимир Хлебников

* * *

Мои глаза бредут, как осень,
По лиц чужим полям,
Но я хочу сказать вам – мира осям:
«Не позволям».
Хотел бы шляхтичем на сейме,
Руку положив на рукоятку сабли,
Тому, отсвет желаний чей мы,
Крикнуть, чтоб узы воль ослабли.
Так ясновельможный пан Сапега,
В гневе изумленном возрастая,
Видит, как на плечо белее снега
Меха надеты горностая.
И падает, шатаясь, пан
На обагренный свой жупан...

1911

* * *

Когда над полем зеленеет
Стеклянный вечер, след зари,
И небо, бледное вдали,
Вблизи задумчиво синеет,
Когда широкая зола
Угасшего кострища
Над входом в звездное кладбище
Огня ворота возвела,—
Тогда на белую свечу,
Мчась по текучему лучу,
Летит без воли мотылек.
Он грудью пламени коснется,
В волне огнистой окунется,
Гляди, гляди, и мертвый лег.

1911-1912

* * *

И смелый товарищ шиповника,
Как камень, блеснул В лукавом слегка разговоре.
Не зная разгадки виновника,
Я с шумом подвинул свой стул.
Стал думать про море.
О, разговор невинный и лукавый,
Гадалкою развернутых страниц
Я в глубь смотрел, смущенный и цекавый,
В глубь пламени мерцающих зениц.

1913

Николай Гумилев

Сонет

Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам.

Порою в небе, смутном и беззвездном,
Растет туман... но я смеюсь, и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду
Я, конквистадор в панцире железном.

И если в этом мире не дано
Нам расковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, я зову любую!

Я с нею буду биться до конца,
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую.

1905

* * *

Нас было пять... Мы были капитаны,
Водители безумных кораблей.
И мы переплывали океаны,
Позор для бога, ужас для людей.

Далекие загадочные страны
Нас не пленяли чарою своей,
Нам нравились зияющие раны,
И зарева, и жалкий треск снастей.

Наш взор являл туманное ненастье,
Что можно видеть, но понять нельзя.
И после смерти наши привиденья

Поднялись, как подводные каменья,
Как прежде, черной гибелью грозя
Искателям неведомого счастья.

1908

Судный день

В. И. Иванову

Раскроется серебряная книга,
Пылающая магия полудней,
И станет храмом брошенная рига,
Где, нищий, я дремал во мраке будней.

Священных схим озлобленный расстрига,
Я принял мир и горестный, и трудный,
Но тяжкая на грудь легла верига,
Я вижу свет... то день подходит Судный.

Не смирну, не бдолах, не кость слоновью —
Я приношу зовущему пророку
Багряный ток из виноградин сердца.

И он во мне поймет единоверца,
Залитого, как он, во славу Року
Блаженно расточаемою кровью.

1909

* * *

Нежданно пал на наши рощи иней,
Он не сходил так много-много дней,
И полз туман, и делались тесней
От сорных трав просветы пальм и пиний.

Гортани жег пахучий яд глициний,
И стыла кровь, и взор глядел