— Я подумала, надо кое-что сделать. В память о твоих родителях. Мы всегда ходили в годовщину смерти папы к нему на могилу. Бабушка собирала букет из нашего сада. Мы приходили на кладбище, читали ему стихотворение и клали на надгробье цветы.
— У моих родителей надгробия нет!
— Знаю, — тихо сказала тетя. — И это еще одна проблема.
— Не нужно им никакого надгробия!
— Куинн, а как же Элли? Помнишь, она говорила, что хотела бы отнести маме букет цветов. Только положить их некуда.
— Нет!!!
— Они любили море, — сказала тетя Дана. — Можно развеять их прах над проливом или где ты захочешь. И в их память поставить камень в саду.
— Ты говорила, что поможешь мне! — крикнула Куинн. — И вовсе ты не помогаешь! Хочешь только, чтобы я поскорее все забыла!
Куинн бросилась по тропинке к тому единственному месту, где она чувствовала себя спокойно. Подарки, которые она оставляла, наутро всегда исчезали — их будто кто-то забирал. А это что-нибудь да значит.
Глава 10
Когда этот день наступил, они вышли в море. За румпелем была Куинн, и плыли они на восток, в сторону Мартиных Виноградников.
А потом Дана с Элли собрали букет белых маргариток и поставили его в вазу. Зажгли свечку и рассказывали всякие истории про Лили и Майка. Куинн до самого захода просидела на своем камне. Начало темнеть, и Элли, уставшая за день, начала зевать.
— Давай пойдем наверх, ты мне почитаешь, — попросила она.
— Давай, — согласилась Дана.
Элли забралась под одеяло, прижала к груди Кимбу, и Дана стала читать «Винни-Пуха». Читала она долго, а когда Элли наконец заснула, раздался стук в дверь.
На пороге с букетом белых цветов стоял Сэм.
— Я думал о вас весь день, — сказал он и протянул Дане цветы. — Это те цветы, которые рисовала Лили.
Дана провела его в гостиную. Свеча все еще горела. Сэм взглянул на Дану пристально и серьезно, и она поняла, что разговор пойдет о деле Куинн.
— Все в порядке, — сказала она. — Я готова.
— Правда?
Она кивнула.
— Знаешь, ничего я толком не выяснил, — сказал Сэм. — Позвонил в «Сан-Центр», у них ни к Майку, ни к его работе претензий не было.
— Откуда же деньги? Я унесла коробку наверх, чтобы девочки ее не нашли, и все пересчитала. Там пять тысяч долларов.
— Мой брат говорит, на строительстве бывает, что дают взятки, но я ничего подозрительного не обнаружил. А что с ключом? Ты поняла, от чего он?
Дана покачала головой:
— Нет, зато я позвонила в страховую компанию. Там мне дали приблизительные координаты яхты, но предупредили, что после прошлогоднего шторма она сдвинулась и второй раз они ее отыскать не смогли.
Она протянула Сэму отчет по страховке.
— Мы ее найдем, — сказал Сэм. — И еще вот что. Исследовательское судно можно будет взять в понедельник. Разреши, я скажу об этом Куинн.
— Да, обязательно. Я все время об этом думаю. Может, поэтому и писать не могу. Я натянула холст, разложила краски, которые ты привез. Смотрю на них, а писать не могу. Я словно лежу на дне, и на поверхность уже не вынырнуть.
— Мы тебя спасем, — сказал Сэм и обнял ее. — Ты самая замечательная!
Она прижалась к его груди и разревелась. Он нежно погладил ее по спине, подвел к стулу, усадил, и она сквозь слезы взглянула на него.
— Слушай, — сказал он, — я здесь для того, чтобы тебе помочь. Двадцать один год назад я это тебе пообещал. И все это время об обещании помнил.
— Что пообещал? — прошептала она.
— Защищать тебя. Если понадобится — спасти, как когда-то спасла меня ты.
— Это же было совсем другое, — сказала Дана и прижала ладонь к сердцу. Невыносимая боль… После смерти Лили сердце Даны было разбито, а от предательства Джонатана будто разорвалось на куски. — Я просто вытащила тебя из воды.
— Вот и я, — сказал Джонатан, глядя Дане в глаза, — хочу тебя вытащить.
Глаза у Сэма были совсем другие, не такие, как у Джонатана. В его взгляде не было ни требовательности, ни нетерпения. Только надежда. И Дана поняла: этот человек готов отдавать, а не брать.
— Как? — прошептала она. — Как ты меня вытащишь?
— Вот так. — Он протянул ей руку и поднял со стула.
Они стояли лицом к лицу, и он долго смотрел ей в глаза. А потом осторожно и ласково поцеловал в губы. У нее подкосились ноги, по спине пробежал холодок. Сэм притянул ее к себе, и она ответила на поцелуй — так страстно и истово, словно он и в самом деле спас ей жизнь.
— Сэм, я не могу… — Она отступила на шаг. — Я не готова. Там, во Франции, один человек очень меня обидел. Я понимаю, ты — совсем другой, но я в полной растерянности. Не знаю, как быть, что делать…
— Я знаю, — улыбнулся он.
Дана хотела сказать что-то еще, но заметила, что луч фонарика Куинн развернулся в сторону дома. Сэм тоже это увидел.
— Я хотел спросить тебя кое о чем, — сказал он. — О Нью-Йорке. Ты едешь в следующий четверг?
— Да. Я договорилась о встрече.
Дана вспомнила, что в тот день, когда ей позвонила нью-йоркская галеристка, Сэм ужинал у них.
— А ты можешь встретиться со мной вечером?
— Ой, Сэм… Даже не знаю…
— В понедельник мы ищем яхту. А в четверг давай встретимся у фонтана в Линкольн-центре.
— Зачем?
— Я тебе там все и скажу. Придешь?
— Постараюсь. Большего обещать не могу.
— А я о большем и не прошу, — сказал Сэм и поцеловал ее еще раз.
Из сообщения на автоответчике Куинн узнала, что экспедиция назначена на понедельник — Сэм придет на океанографическом судне. Она отправилась в гараж сообщить новость тете Дане и застыла в изумлении. Тетя Дана рисовала. Похоже, простояла за мольбертом всю ночь.
Картина была еще не закончена, и в гараже было, как всегда, темно. Но Куинн разглядела картину. Синие с пурпуром волны, а гребешки золотистые. В глубине море спокойное.
— Ты на самом деле рисуешь! — выдохнула Куинн. — А я думала, здесь ты этого делать не будешь никогда.
Тетя молча вытерла руки о джинсы.
