а
С точки зрения деловой, Краснов стоял выше многих, но политические горизонты его были узки и неопределенны. Чувствовалось не раз, что он приспособляется к духу времени.
В указанный период Краснов играл видную роль. Он замещал председателя Совета министров. Вологодский в двадцатых числах сентября заболел. Его несомненная переутомленность, проявлявшаяся еще весной и несколько рассеянная отдыхом в Боровом, вновь сказалась с полной силой. Болезнь его была неопределенной, температура беспричинно повышалась. Председатель производил впечатление расслабленного человека. Однажды он приехал на заседание и чуть не упал в обморок.
Краснов руководил в это время сокращением штатов центральных учреждений, построенных, как уже говорилось, по типу петроградских, он же председательствовал в комиссии по разработке Положения о Государственном Совещании, его ведомство начало энергичную борьбу со злоупотреблениями — словом, фигура его стала очень заметной.
На пути к парламенту
Согласно постановлению Совета министров, положение о Государственном Совещании разрабатывалось смешанной комиссией, в которую вошло пять членов Совета министров и пять лиц, избранных Экономическим Совещанием.
Работа шла гладко. Предварительно состоялось общее заседание Совета министров с участием представителей Экономического Совещания для установления руководящих указаний комиссии. Выяснилось, что существенных разногласий не будет. Была одобрена идея организации Совещания на основе представительства отдельных групп и интересов. Это была та идея, которую я упорно проводил, встречая убежденного противника в лице Тельберга, считавшего такую систему худшей из всех существующих. Я не соглашался с этим. В современных курсах государственного права уже встречаются указания, что всеобщее голосование распыляет представительство отдельных интересов. Зато тактически оказалось более целесообразным его предложение исключить членов по назначению. Я возражал, главным образом, по деловым соображениям.
Большинство разделило мою точку зрения. Сговорились мы в общих чертах и в отношении компетенции. Здесь несколько неясным оставался лишь вопрос о контроле за целесообразностью действий власти. Неопределенность пределов и формы такого контроля могли бы парализовать власть.
Остался один вопрос, в котором не было единодушия, — это о порядке направления законов, одобренных Государственным Совещанием. Поступают ли они непосредственно к Верховному Правителю или через
Совет министров? Иначе сказать, сохраняется ли конституция 18 ноября? В увлечении оппозицией Совету министров представители общественности, стремившиеся к укоренению начал представительного строя, не замечали, что они играют на руку сторонникам чистой диктатуры. Лишая Совет министров значения законодательного органа и верхней палаты, они расширяли власть Верховного Правителя. Результаты могли получиться совершенно неожиданные.
Однако когда комиссия приступила к работам, они пришли к соглашению по всем вопросам.
Контроль за целесообразностью действий власти был признан в форме запросов о действиях, хотя и являющихся закономерными, но причиняющих явный ущерб государственным интересам. Вопрос о направлении законов был разрешен довольно удачно. Совет министров составил как бы вторую палату, и разногласия с Совещанием должны были разрешаться предварительно представления законов Верховному Правителю. Конституция 18 ноября осталась формально не измененной, но была установлена необходимость согласительной комиссии и обязательность представления Верховному Правителю различных мнений.
Наиболее задержал работу сложный вопрос о системе выборов. Как получить представительство крестьян? Были высказаны две точки зрения: одна в пользу представительства уездных земств, другая в пользу выборов крестьян волостными земствами. Первая система ускоряла бы организацию Земского/Совещания, вторая делала бы его подлинно крестьянским. Остановились на второй.
Оказалось, впрочем, не так просто справиться и с вопросом о представительстве групповом.
Соотношение голосов, способы избрания и, наконец, многочисленные претензии на представительство — все это делало работу комиссии довольно сложной. Адмирал, поощренный епископом Андреем Уфимским, настаивал, например, на широком представительстве приходов, которых в том виде, как их представлял себе московский церковный собор, вовсе не существовало в Сибири. Живой, совершенно не похожий на монаха обычного типа, епископ Андрей посетил заседание комиссии, и сейчас же выяснилось, что между ним и церковным Совещанием в Омске — непримиримое разногласие. Последнее настаивало на предоставлении права избрания делегатов организации, в которой преобладали священники и черносотенные миряне. «А я, — говорил епископ Андрей, — против попов». Церковное Совещание (омский Синод) было, действительно, центром такого же духовного бюрократизма, как и большинство министерств.
В тылу беспокойно
В то время когда мы так усердно работали над проектом Государственного Совещания с тем, чтобы открыть возможность населению непосредственно влиять на власть, на местах происходила оживленная работа подполья.
Генерал Гайда, окруживший себя эсерами в армии, создавший в своем штабе гнездо интриг, которые разложили прежде всего его собственные силы, отправился после своей отставки на Восток вместе с наиболее активными своими сотрудниками вроде капитана Калашникова. Везде по дороге он останавливался и, по донесениям контрразведки, вел переговоры с представителями революционных партий. Во Владивостоке он засел в поезде и продолжал деятельные сношения с Якушевым, Моравским и другими деятелями эсеровского подполья. Узнав об этом, адмирал разжаловал Гайду, лишив его чинов и орденов. Это было в сентябре.
Хотя Гайда не пользовался популярностью среди чехов, но увольнение его было использовано очень ловко для агитации против Колчака: «Вот какова благодарность». И когда мне пришлось как-то коснуться вопроса о Гайде в беседе с адмиралом, я сказал ему: «Вы сделали Гайду героем».
Приказ о Гайде прошел без ведома хотя бы одного министра. Кто составлял этот приказ, я так и не узнал. От адмирала же никогда нельзя было добиться, кто что ему говорил. Редкое благородство характера заставляло его принимать все на себя.
Адмирал и союзники
