никто не называет Сюзанн. Сюзи меня звали только те друзья, которых я знала с начальной школы, поэтому услышать, что эти новые друзья зовут меня, как самые близкие, было странно, но и удивительно. На Бали я боялась этого. В Нью-Йорке же это напоминало мне о том, что меня любят.
Никогда я так не скучала по дому, как в тот, первый год, проведенный в Нью-Йорке. Я тосковала по родным так, как тосковала бы по ногам, если бы лишилась их. Мне не хватало зеленых и серых красок Сиэтла, озер и гор. Помню один из дней в августе. Я шла на Пенсильванский вокзал встречать подругу, и на мгновение перед глазами мелькнул кусочек реки Гудзон. Увидев серебристую поверхность воды, я почувствовала, как мои легкие наполняются воздухом, словно я не дышала уже несколько месяцев.
Я ходила во все йога-клубы в городе. Мне отчаянно были нужны эти девяносто минут, чтобы дышать, но я слишком часто отвлекалась на блестящие безделушки в магазинчиках при студии, которые специально расположены так, что пройти мимо совершенно невозможно. Мне хотелось дышать, но в классах было народу, как на платформе в метро в час пик. В метро я быстро привыкла к тому, что приходится дышать воздухом, который выдохнул твой сосед, но на занятиях йогой от нехватки кислорода сердце начинало биться чаще, а грудь словно сжимало обручем. Прямо противоположный эффект тому, которого я пыталась достигнуть. И что хуже всего, когда другие ученики жаловались на это вслух — я-то не жаловалась, я же из Сиэтла, — сразу становилось ясно, что больше всего владельцев студии заботят деньги.
Что, в определенной степени, имело смысл. Преподавателям йоги тоже нужно платить за аренду. Может быть, даже хорошо, что столько людей желали втиснуться в переполненный зал, рассчитанный на гораздо меньшее число посетителей. Может, владельцы студий всего лишь стремились к тому, чтобы у всех была возможность заниматься йогой? И все же я начала понимать ранних протестантов, осуждавших Ватикан за излишества. У всех студий, куда бы я ни приходила, были коммерческие обязательства, партнеры и планы по расширению. Однажды, выходя из огромной студии на Юнион-Сквер, размерами не уступающей сетевому фитнес-клубу, после того, как ее владелица пригласила меня на презентацию ее новой серии карточек с описаниями йоговских поз, мне вдруг подумалось, что семинар на Бали был, видимо, последней возможностью заняться той йогой, которую я знала и любила. Духовная практика, которая, собственно, и привлекла меня с самого начала, переживала такую глубокую трансформацию, о которой я для себя и не мечтала. Йога превращалась в индустрию экономики.
На второй год в Нью-Йорке я оставила попытки найти приличную студию и попыталась заниматься дома. По вечерам Джона редко бывал дома, и я могла спокойно медитировать, хоть места для полноценной практики асан не хватало. В те же дни, когда Джона был дома, он запирался в спальне, чтобы я могла помедитировать. Отделенная от Джоны фанерной перегородкой, я пела тихо, зная, что мы бы оба рассмеялись, услышав мои протяжные «лам-вам-рам-ям-хам-ам-Ом».
Так продолжалось некоторое время, но однажды в середине ноября подруга отвела меня в студию в центре города, где мне действительно понравилось. Да, там тоже был бутик у самого входа, где продавалось все: от магнитиков с йогическими афоризмами до футболок с надписью: «Я такая стройная, потому что занимаюсь йогой». Но студия все равно приглянулась. Мне нужна была своя студия.
Мы с Джоной поспорили из-за Рождества. Я хотела поехать домой, а он — остаться и справить классическое нью-йоркское Рождество, чтобы не было никого, кроме нас двоих. Никто не хотел уступать, я осмелела и забронировала себе билет до Сиэтла, сказав Джоне, что в Нью-Йорке Рождество праздновать не буду.
И в тот же вечер, в тот самый момент, когда мы начали пранаяму на занятиях, я поняла, что мы с Джоной переживем этот кризис. Может быть, к следующему Рождеству я буду готова остаться в Нью-Йорке или он согласится поехать со мной домой. Я не думала о майках за восемьдесят долларов в йога-бутике или о том, что инструктор отточила свой учительский голосок до такой степени медоточивости, что тот напоминал воздушные поцелуи. Я даже решила, что клаустрофобия в переполненном классе научит меня расслабляться в напряженной обстановке. Вышла из класса свободной и полной сил, чувствуя себя как дома в моем «приемном» городе.
Я с рвением возобновила свою практику. Какое же это было облегчение — снова дышать, снова тянуться, снова получить возможность прочистить голову! Хотелось сохранить это ощущение навсегда. Я готова была поселиться в своей йога-студии. Вскоре даже бутик с йоговскими товарами стал частью моей практики. Каждый раз, когда я шла на занятия, дорогие маечки подмигивали мне. Меня свистом зазывали уютные свитера, в которые так приятно завернуться после йоги. Книги, диски и DVD манили меня. Я слышала сладкозвучное пение ароматных масел, свечек и нети-потов, которые, подобно сиренам, заманивали меня на острые камни — хотя нет, в данном случае это были гладкие речные камушки по шестнадцать долларов штука из арсенала фэн-шуй, которые следовало разложить по дому, чтобы улучшить поток ци.
Я мечтала улучшить свой поток ци.
Блудная дочь, вернувшаяся к практике, — ну как я могла не поддаться навязчивому голосу своей внутренней высокодуховной шлюхи? Ей хотелось быть любимой, а чего только не обещали ей эти йоговские игрушки! Чего только не сулили!
«Йога-джорнал» стал для меня библией и потребительским гидом в одном лице. Статьи из этого журнала заставляли меня задуматься о том, как я могла бы применить йогические принципы в повседневной жизни и в отношениях с Джоной, а раздел «покупки» разжигал во мне страсть. Я страстно желала иметь все эти вещи — все эти дорогие примочки из натурального волокна с добавлением ароматических масел, ведь мне сулили (и я верила), что они помогут ощутить в себе частичку Божественного, священного, духовного. В отсутствие какого-либо конкретного Бога именно они призваны были удовлетворить мою тягу к ритуальным действам и достижению покоя.
И знаете что? Все это действительно было так. Иногда эти свечки, фигурки Ганеши, речные камушки, штаны «афгани» и их бесконечные вариации — иногда они действительно вызывали у меня то состояние, к которому мне хотелось вернуться, так же, как распятия в комнате моей тети напоминали ей о том, что следует делать, как поступил бы Иисус. Я сидела в нашей квартире и считала дни до следующей поездки домой — а эти вещи помогали мне, напоминали, как дышать. Но однажды вечером, в компании наших замечательных друзей, я открыла последний номер «Йога-джорнал» и увидела рекламу кредитки под названием «Виза для просветленных». Лицом рекламы была одна из самых известных преподавательниц йоги в стране, заснятая в прекрасной позе на фоне серебристых берез. Я недавно приобрела одну из ее DVD-программ и в связи с этим даже задумалась ненадолго, насколько выгодной была бы для меня такая карточка.
С каждой покупки по ней начислялись бы баллы в размере двадцати процентов от потраченной суммы, которые в дальнейшем можно было бы использовать для оплаты путешествий в «места силы», а также скидок на массажи, одежду для йоги, органическую косметику и декоративные фигурки Будды. Идея была в том, что данная карточка «Виза» помогла бы мне потреблять осознанно. И чем осознаннее, тем больше баллов для более осознанного потребления.
Боже мой, подумала я. Какая же я идиотка.
В другом номере «Йога-джорнал» я обнаружила длинную статью в оправдание индустрии йоги. В ней говорилось, что не следует жаловаться на то, что йога в Штатах так явно нацелена на зарабатывание денег. Подумаешь, писал автор статьи, что известные преподаватели йоги практикуют аскетизм и вместе с тем ездят на дорогих машинах и имеют загородные виллы! А также собственных агентов и пиарщиков. И задумываются о маркетинге и брендинге не меньше, чем о ПУТИ.
Суть в том, рассуждал автор, что, если бы те же самые учителя йоги жили в Индии, они были бы садху, странствующими монахами, и свою мудрость и йогические знания предлагали бы в обмен на чашку риса с ягодками. Носили бы лохмотья и радовались, потому что главное — йогическая мудрость. В Америке такое не пройдет. Посмотрим правде в лицо — нельзя быть более просветленным, чем та экономика, в рамках которой мы существуем!
Йогиня с рекламы карточки «Виза» была одной из самых уважаемых преподавательниц йоги в стране. И то, как скривились мои губы, когда я увидела ее в медитативной позе, напомнило мне «ежегодный призыв» моей церкви. В детстве я ненавидела, когда презираемый мною пастор приказывал всем присутствующим на службе достать чековые книжки. Но что, если вместо напоминания о пожертвованиях церковной школе и на благотворительность он бы предложил нам открыть карточку «Виза-Католициза»? Как отреагировали бы члены моего прихода? Представьте: вот служители обходят ряды на мессе, ты предъявляешь свою «Визу-Католицизу» и получаешь баллы, которые впоследствии можно использовать для
