струпьев.
Возможно, она так и осталась лежать в своем последнем прибежище, чистом и прозрачном для окружающих пластиковом мешке, в которых живое тело задыхается очень быстро — но тут не стали определять, видимо, что живое, а что мертвое, и есть ли душа в этом иссохшем тельце, так напоминающем тело на распятии.
* * *
Вернувшись назад, к временам дяди Лени, отметим, что после своего диагноза дядя Леня теперь все время припахивал мочой. То ли легкое недержание, то ли неопрятность, забвение правил, неудержимое стремление в сторону гибели, пока еще медленное. То есть самозабвение, отказ от самых простых правил, раз жизнь все еще длится, причем длится в любых условиях.
Бессмысленное, устойчивое желание жизни продлиться в тех обстоятельствах, когда она ежесекундно попирается, когда, казалось бы, нельзя существовать — но можно, можно, бессмертный Игорек как пример,— таковая жизнестойкость вызывала (как бы) у дяди Лени еще большее желание убить эту плоть.
Пить нельзя — а выйдет к доминошному столику, что там отвечать на ухмылки друзей, что «мне нельзя»?
Тебе нельзя — врачи не велят? Тебе нельзя — Машка сказала? Ты что, о себе думаешь? Ты нас не уважаешь? Гони деньги.
Дядя Леня не думал о себе, он героически давал деньги и «принимал» стакан, бутылка на троих, вторым был погибающий Игорек, третьим — водяночник Аносов с восьмого этажа, раздутый бывший скрипач циркового оркестра. Все шли на смерть, никто не сомневался (раскаты «ура», когда идут физкультурники молодцеватыми строями).
Машу вызывали каждый вечер, заботливый Игорек посылал кого-то из пацанов, и героя дядю Леню несли брыкающимся, с закатившимися очами и пеной у сломанного рта домой, где доченьки и сынок готовились выйти вон, Маша одна принимала тело мужа.
Правда, дело в дальнейшем облегчилось, потому что дядя Леня как-то упал затылком, и его положили на операцию и проделали дырочку на месте пролома черепа, как-то это облегчило ситуацию, эпилепсия закончилась!
И он продолжал пить еще несколько месяцев.
Его похорон не запомнил никто во дворе.
Машу дочери хоронили с оркестром. Все плакали как у распятия, от несправедливости судьбы.
Кому это нужно
диалог
Входят ОН и ОНА.
Отдает ключи.
Берет ключи.
Бренчит ключами.
Кладет ключи.
Берет, уходит.
Садится.
Достает веревку, мыло, начинает мылить веревку и мастерить петлю. Смотрит на часы, поднимается, хлопает громко дверью, возвращается, продолжает заниматься своим делом. Вдруг какой-то звук. Он смотрит на дверь. Прячет веревку под стул, мыло остается на столе, сам скрывается за занавеской. Входит ОНА. Смотрит вокруг. Видит мыло. Нюхает его. Открывает шкаф, смотрит, роется в нем, звонит по телефону.
Встает со стула, берет сразу три стула, видит веревку под стулом, сматывает, думает, куда деть, вешает себе на шею, тащит стулья вон. Хлопает дверь. ОН выходит из-за занавески, дико смотрит по сторонам, хватает со стола мыло, тут стук двери. ОН прячется за занавеску на то же место.
ОНА входит, лезет под стол, надевает его себе на голову, выносит. ОН выскакивает из-за занавески, хватает одеяла, простыни, подушки, свертывает в рулон, торопится, не успевает. Стук двери. ОН оставляет их на полу, прячется за занавеску. ОНА входит, берет рулон и уходит. ОН выскакивает, мечется, запирает шкаф на торчащий ключ, ключ прячет в карман. Тут стук двери. ОН прячется опять за занавеску. ОНА пробует открыть шкаф, не выходит. Она идет на кухню, возвращается с ножом, вскрывает шкаф, вываливает оттуда все вещи, все тряпки и книжки.
Занавеска шевелится от полноты чувств. Над одной книгой она задержалась. Звонит по телефону.
Пауза.
Откладывает книги в сторону, просматривает тряпье, находит костюм, примеривает на себя. Осматривает, звонит.
Шевелится занавеска. Она разбирает вещи, находит скатерть, звонит. Никто не подходит. Еще раз набирает номер, вздыхает. Завязывает узел, уходит. ОН выскакивает, бегает по комнате, выбегает, возвращается с кастрюлей в руке, прячется за занавеской. ОНА входит.
Пыхтит, толкает шкаф плечами, звонит.
Смотрит.
Ждет. Кладет трубку.
Толкает шкаф плечом.
Толкает шкаф.
Толкает шкаф.
Толкает шкаф.
Звонит.
Кладет трубку. Смотрит на кровать.
Идет к кровати.
Ходит между шкафом и кроватью.
Уходит.
ОН выскакивает из-за занавески, ставит шкаф на место. На шкаф ставит кастрюлю, на самый край, из-под матраса достает пакет, прячет за пазуху. Стук двери. Скрывается. ОНА пшикает из баллона на матрас и вокруг себя, на занавеску. Уходит. ОН выскакивает из-за занавески, машет вокруг себя рукой, открывает форточку, вентилирует занавеской воздух, роняет пакет, скрывается за занавеской, потому что ОНА входит.
Подбирает пакет с пола.
Бросает.
Пыхтя, тащит матрас с кровати.
Говоря этот текст, она перебирает письма.
