Пленница в ответ (сердце бешено стучало) огляделась, якобы от нечего делать осматривая комнату, и повернулась к боковой двери. Затем девушка стронулась с места независимо, притворяясь свободным человеком, и открыла ее. Тетка не реагировала, возбужденно подавая матерные реплики в коридор. Девушка заглянула в соседнюю комнату. Там тоже стояли стеллажи и один стол с компьютером и факсом, а у противоположной стены находился еще один диван, на сей раз кожаный, черный, старый и грязный, как часто употребляемое ложе смерти. Там же угадывалось окно, занавешенное полинялой занавеской, Клава подошла к нему, оно (Клава проверила) выходило в другую сторону, как бы за угол дома. То есть соседей за той стеной не было. Кричать, стучать бесполезно. Окно к тому же оказалось загорожено снаружи металлическими прутьями.
Девушка вернулась и присела на свой стул, вылупив глаза. Она это увидела в небольшом зеркале напротив, что глаза у нее вытаращенные. Накрашенные вытаращенные глаза. Идиотка.
Тетка вякнула «ну», откликнулась на чей-то возглас, там, видимо, был призыв с матерной шуткой, она охотно засмеялась, обернулась к Клаве, все еще хохоча как смерть и показывая плохие зубы, и выскочила.
Девушка с бьющимся сердцем достала из сумочки телефон. Набрала номер подруги. Тихо сказала ей: «Меня куда-то привезли. Я не знаю куда». И тут же отключилась и спрятала телефон обратно, потому что тетка снова заглянула в комнату.
Тетка тут явно маялась без компании, она опять прокричала в коридор «А ты, б, че думал!» — подождала ответа, вскочила и исчезла, оставив дверь открытой.
За стеной громыхало, потом наступила тишина, ужас.
Стучали чьи-то ноги, слышался сдержанный, нетерпеливый мужской хохоток. Звенело стекло.
Девушка сидела вытаращившись против зеркала. Ничего не могла с собой поделать. Глаза были навыкате, огромные помимо воли.
В коридоре, видимо, у тех дверей, сказали:
— Я буду, б, первый.
— Щас,— отвечал другой мужской голос.
— У тя, б, трипак, ты,— невнятно продолжал первый.
— Где ны взял, б, нриппер,— специально, видимо, гнусавя, перебил его другой.— А у небя, б, сифон недонеченный. И ны мне нолжен сонню баксов.
И он заржал.
Женщина закричала там: «А че, у нас че, похороны?»
Опять забубнила музыка.
— А, за сотню, б, уступлю, только ты тогда с гандоном,— вякнул второй, и тут захохотали они оба.
— Че, че, б, сказали?— визгнул кто-то из комнаты, и те двое ответили вразнобой и со смехом «мы первые», вызвав этим гогот и поток торжествующих протестов, что Макс еще не приехал, Макс, Макс, не приехал еще. Вы че, Макс, Макс.
Начался крик, все веселились. Женщина хохотала с надрывом, как-то вызывающе. Даже, можно сказать, маняще, со стонами.
Слова «Макс первый» отдавались в стенах эхом.
Их там было много.
Клавин телефон начал сигналить. Она не успела его выключить, как тетка вошла и протянула руку.
— Давай отвечу?— произнесла она лениво.
Клава пискнула «щас, щас».
Тетка все стояла с протянутой рукой, помахивая толстыми пальцами с длинными когтями. Клава отдала ей сигналящий телефон.
Тетка вышла.
Клава спустя минуту пробралась к открытой в коридор двери, выглянула. Тетка, стоя там спиной к ней, вертела телефон в руках, игрушка испускала световые волны и орала. Тетка жала на кнопки. Однако телефончик все кричал: «Возьми трубу, возьми трубу!» Это друг-архитектор, когда-то, в далекие прошлые времена, в другой жизни, записал ей в качестве сигнала свой голос. Тетка, не сладив с чужим аппаратом, пошла, видимо, за помощью в большую комнату. «Возьми трубу»,— кричал из рая в ад архитектор.
Общество встретило бабу с мобильником (она что-то торжествующе объяснила) дружным одобрительным криком и, наверно, какими-то действиями, и она опять захохотала, охотно и с визгом.
Начался, однако, крик «Дай мне, мне надо звонить» и ругань, видимо, кто-то доскребывался поговорить с родиной забесплатно, но другой уже орал: «Да тихо, не слышно ниче, алё», притом гремела музыка. Гопота.
На телефоне мало денег, они займутся им ненадолго. Господи, что же делать!
Клава быстро выскользнула из комнаты в коридор. Там было пусто. Сердце колотилось, как при побеге.
К выходу не пройдешь, на пути их комната.
Клава осторожно заглянула направо, на кухню.
Там никого не оказалось.
— Че?— спросили у нее за спиной.— Че рыщешь тут как эта? Че ищешь, подстилка, б…?
Тихая, подробная, мерзопакостная ругань.
Клава подпрыгнула от неожиданности.
За ней стояла та баба, вроде бы уборщица.
Клава начала говорить, но тетка вдруг оглянулась. Там, на пороге большой комнаты, стояла та, другая тварь, явно уже пьяная, которая, увидев происходящее, кивнула себе и сделала ручкой, что вроде все нормалёк, сторож на месте, и вдруг с визгом и невольным смехом исчезла, как бы утянутая обратно.
— Мне надо уйти, выпустите меня, я не знала,— дрожа, зашептала Клава. Слезы хлынули как водопад.— Я села к ним в машину, она мне сказала, подвезем! Что меня отвезут домой! Что они в праздник всех так возят бесплатно! Мне нельзя, понимаете? Она меня обманула! В машине сидела, пригласила! Я думала, если эта тетка жуткая там сидит, все в порядке… Она заманила! Понимаете? Мне надо домой! Мама в больнице, будет звонить! Больное сердце! Она умрет! Мне нельзя!
— Ты девушка, б, что ли?— спросила та.
Клава кивнула вполне искренне и отчаянно.
Тетка поглядела в пустой коридор (из большой комнаты доносился крик по телефону, женский прерывистый хохоток, как при щекотке, мат и конское ржание), затем она хмыкнула, кивнула сама себе, поднявши брови и поджав губы,— видимо, что-то припомнив, какие-то прошлые события,— потом вытерла руки о живот, как бы к чему-то готовясь, и двинулась вперед довольно тихо, всем своим видом призывая к осторожности, вошла в ближнюю комнату, потом завернула в другую, маленькую, раздвинула на окне шторы, поднялась коленками на подоконник, повернула шпингалеты в двойной форточке и открыла ее.
Там, за окном, был наглухо вбит ряд железных прутьев.
Баба, обернувшись к мнимой Клаве, вдруг заговорила:
— Ключи я от офиса раз потеряла, а дверь железная, позвонила бойфренду, он тут слесарь, подпилил мне там болгаркой (она показала на форточку с железными прутьями), потом привел пацана своего, ему десять лет, он залез через форточку, мне дверь открыл, ключи я взяла у курьера, заказала, и что — потом погодя неделю офис ограбили, а я ментам не сказала, что парень через форточку лазиет. Ну, замки они сменили, а окно не заделали, никто об нем не знал, моего бойфренда даже не допрашивали, я про них с сыном молчала, а эта, бля, его увела,— обернувшись и кивнув в глубь квартиры, непонятно сказала она.
И с усилием отогнула в сторону один прут за форточкой, потом другой. Прутья опять выпрямились. На том она сползла с подоконника и ушла, не глядя на Клаву.
А этой узнице не надо было долго объяснять.
Десятилетний пролез!
Она, скинув туфли, вскочила к форточке, бросила вниз во двор сумочку, выставила руки на волю и
