пасть.
Ни одно животное не вызывало такого интереса в цивилизованных странах, как жираф. Теперь любой мальчишка в большом городе видит его чаще, чем корову или свинью, и едва можно себе представить, какое невероятное изумление вызывали у публики первые доставленные в Европу жирафы. Летом 1826 года первые жирафы были подарены правительствам Франции и Англии правительством Египта. Почти год продолжалась доставка в Европу этого транспорта. Можно себе представить, какие несметные толпы народа собирались на пути следования этих огромных, невиданных ранее животных, которые со своими черными проводниками шли из Марселя через Лион в Париж — в Jardindes Plantes. Жираф, предназначенный для Лондонского зоологического сада, перевозился по Африке на больших отрезках пути в связанном виде на спинах дромадеров, что, возможно, и явилось причиной заболевания у него суставов, отчего он и околел в Лондоне в 1829 году. В последующие годы жирафы попадали в Европу единичными экземплярами. Только королевский зверинец в Шёнбрунне и зоологический сад в Амстердаме могли гордиться тем, что они имеют этих редких и дорогостоящих животных. В 1867–1877 годах в Европу было завезено уже довольно большое количество жирафов. Они доставлялись фирмой Рейхе в Альфельде и главным образом мною.
Это оригинальное животное, не отличающееся особым умом, довольно добродушно. Когда оно глядит на вас своими черными глазами с высоты пожарной каланчи или когда с широко расставленными передними ногами поднимает травинку с земли или срывает своими непомерно длинными «клещами» листок с вершин дерева, оно всегда интересно и забавно. Все, однако, изменяется для тех, кому приходится вести одного или несколько жирафов по улицам города. Животные легко пугаются, и тогда их длинные ноги становятся опаснейшим оружием. Я бы мог рассказать много серьезного и веселого, а часто и веселого с горьким привкусом, о пережитых мною приключениях с транспортами жирафов.
В 1876 году я продал двух больших жирафов Венскому зоологическому саду и сам повел их с вокзала к новому месту жительства. Как и всегда в таких случаях, меня сопровождала огромная толпа любопытных, из которой вдруг отделился молодой вылощенный господин в блестящем цилиндре на голове и, несмотря на мое предупреждение, подошел совсем близко к животным, начавшим уже волноваться. Когда животные к неописуемому удовольствию публики стали прыгать и скакать, франт стал прыгать вместе с ними. Предвидя опасность, я громко крикнул ему, чтобы он отошел подальше. Напрасно! Вдруг один из жирафов лягнул задней ногой преследователя, но так удачно, что страшным ударом у того был сорван с головы только цилиндр. Бледный, как полотно, лишенный остатков своего и без того скудного умишка, смотрел этот хлыщ ошалелыми глазами на валявшийся в пыли цилиндр, а затем… незаметно исчез. Если бы этот господин был на два сантиметра ближе жирафам, то вместо цилиндра взлетела бы в воздух его черепная коробка.
Когда жираф бежит, он делает двенадцатиметровые прыжки, и проводник поневоле становится «скороходом», поскольку он держит животное за узду. Однажды на пути с Штерншанценского вокзала в Гамбурге меня таким образом заставлял мчаться а собой большой жираф. Со мной шел тогда заместитель директора Амстердамского зоологического сада. Желая мне помочь, и уцепился за хвост животного. А раз ухватившись, мой спутник не мог уже отцепиться и вынужден был делать самые забавные прыжки вслед за несущимся жирафом, пока, наконец, не пал на землю. К счастью, он отделался незначительными ушибами. Это было поистине зрелище, достойное богов.
Я далек от мысли вспоминать этот эпизод с насмешкой, так как люди, сразу берущие быка за рога, мне всегда симпатичнее тех, которые слишком долго раздумывают и взвешивают. Кроме того, и со мной случилось нечто подобное. Я припоминаю один эпизод в Суэце. Нужно было отвести на вокал жирафа, который долго сходился в стойле. Как и лошади, жирафы после долгого пребывания без движения чувствуют себя весьма игриво. Я еще зачем-то обернул несколько раз вокруг руки длинный повод, на котором вели животное. По дороге жираф его-то испугался и понесся, потащив меня за собой. И вот я помчался вместе с ним. Только бы не упасть, твердил я себе, иначе мне конец. Настоящей бегство Мазепы, только в другом роде. Мазепа спасался бегством… пешком. Жираф несся бешеным галопом, а я за ним через весь Суэц. Сначала мы перескочили через целую гору разбитых бутылок и посуды. Затем, словно пожарные, неслись по узким улицам, огибая улицы и закоулки, и промчались по базару. Число смеявшихся над нами и пугавших нас арабов и феллахов, которым наша скачка причинила немалые убытки, все увеличивалось. К счастью, я был гибок и ловок. Под конец мы промчались сквозь охваченную ужасом толпу, разбегавшуюся в стороны при нашем приближении и после двухкилометровой безумной скачки мне, наконец, удалось освободиться, и я, как сноп, упал наземь. Я настолько выбился из сил, что боялся, как бы со мной не случился удар. Жираф тоже, видимо, чувствовал себя не очень хорошо, так как пробежал еще около пятидесяти метров и остановился возле телеграфного столба, к которому его спокойно привязал какой-то негритенок. С помощью шести рослых арабов я потом доставил беглеца на вокзал.
Однажды мне позвонил по телефону богатый бразилец, пожелавший приобрести у меня жирафа, чтобы подарить его зоологическому саду в Рио-де-Жанейро. Это было как раз в то время, когда доставка жирафов из Судана прекратилась из-за махдистских войн. Однако мне удалось достать в одном немецком зоологическом саду крупного жирафа-самца, высотой в 12 футов. Столь огромный ящик нельзя было погрузить на телегу, и пришлось катить его на катках. К счастью, вокзал был недалеко от зоологического сада. Путешествие через океан прошли благополучно, без всяких приключений, однако по прибытии в Бразилию произошел небольшой инцидент. Загон, устроенный для жирафа, был затянут обыкновенной проволочной сеткой, какую употребляют для курятников. Животное прорвало сетку и галопом помчалось в лес, исчезнув в вечернем сумраке. Наступившая ночь лишила нас последней надежды отыскать беглеца. Тогда моему агенту пришла в голову гениальная мысль. Он повесил себе на грудь фонарь, а на спину пук сена и отправился в таком виде прочесывать лесную чащу. Жираф сейчас же заметил свет, а вскоре агент услышал звучный галоп животного, которое через несколько минут показалось из-за деревьев. Тогда хитроумный ловец повернулся к жирафу спиной, маня его лакомым куском. Животное немедленно принялось жевать сено, а агент медленно двигался по направлению к зоологическому саду, сопровождаемый жующим сено жирафом. Таким путем беглец был водворен в свое стойло под надежную охрану.
Главу «Маленькие приключения с дикими зверями» я хочу закончить рассказом о самой грандиозной поставке животных, которую я когда-либо делал в своей жизни. Германское правительство поручило мне доставить две тысячи дромадеров Юго-Западную Африку для экспедиционного корпуса, участвовавшего в подавлении вспыхнувшего там восстания гереро[27].
Заказ был срочный! Немногочисленные автомобили не смогли войти по пескам в Калахари. Об этом мне сказали в Управлении колоний в Берлине и предложили доставить сначала тысячу дромадеров с седлами в Свакопмунд. Я не раз конструировал подобные седла для нужд своего зоопарка, однако тут мне было совершенно ясно, что заниматься экспериментами теперь не время. В качестве модели для заказа я взял уже испытанное земное седло. В музее моего шурина Умлауфа я, к счастью, шел нубийское вьючное седло для дромадера, оставшееся от моей нубийской выставки, которую я когда-то показывал в Европе. По этой модели на другой день после моего возвращения в Берлина был изготовлен остов седла, но крепче и прочнее оригинала. А уже к вечеру заказ на первую тысячу таких остовов, которые должны были быть изготовлены в течение двух недель, был размещен на трех предприятиях. Одновременно были казаны подушки, ремни и подпруги разным шорникам, немедленно взявшимся за работу.
Вторая важная проблема, от успешного выполнения которой зависел успех экспедиции, — это заготовка корма. После детального обсуждения с моими помощниками было решено произвести заготовку фуража в Гамбурге и отправить в порт на Красном море, где будет производиться погрузка животных, же 17 декабря мой доверенный закончил все необходимые приготовления и заключил договоры с разными лицами на поставку в течение четырнадцати дней нескольких сот тысяч килограммов сена и соломы, большого количества овса, отрубей, торфяной подстилки, медикаментов, креолина и мыла в гамбургский порт. Первый зафрахтованный пароход, находившийся же на обратном пути, запоздал вследствие тумана, и потребовалась поистине гигантская работа, чтобы в три дня построить стойла для трехсот-четырехсот верблюдов и разместить весь груз. Это удалось, и 3 января 1906 года пароход «Мария Менцель» вышел из
