Герцогине Каледийской пришлось вмешаться. Она мяла дочь и Грегори за руки и увела в замок. Глаза и носы у них были красные, щеки лоснились.
Они так вздыхали и сопели, что на них было жалко смотреть.
В зале, где продолжал веселиться умбрийский король со своей свитой, дети поужинали с большим аппетитом. После этого их уложили спать. Но как только мать Клер потушила свечу и вышла из комнаты, мальчик и девочка выскочили из постелей. Словно маленькие призраки — в белых рубашках, они обнялись и стали громко смеяться.
Так началась любовь, дочери герцогини Клер Каледийской. и наследного принца Грегори Умбрийского.
После того как Микеланджело и умбрийский принц прибыли в Каледийский замок искать убежища от зловещего Крага, тринадцатилетняя Клер и пятнадцатилетний Грегори убедились, что их Чувства друг к другу совсем не изменились за прошедшие десять лет.
Вскоре жизнь в замке вошла в обычную колею. Узурпатор умбрийского престола не подавал никаких вестей о себе. Герцогиня воспитывала Грегори, как родного сына. У него были учителя фехтования. верховой езды, плавания, гимнастики, танцев, псовой и соколиной охоты, игры в мяч.
У Грегори был также учитель каллиграфии — тот самый, который десять лет назад сделал ему замечание и заставил горько расплакаться. Это был старый писец, смиренный с виду и гордый в душе.
Уроки старого писца доставляли Грегори мало удовольствия, а, следовательно, и мало пользы. Так же, впрочем, как и уроки монаха, который учил его грамматике и донимал варварской терминологией. Грегори не понимал, зачем надо тратить столько усилий на изучение языка, на котором говоришь от рождения и который называется родным языком.
На пасху герцогиня вместе с Клер и Грегори отправились в Каледййский монастырь на богомолье. Их сопровождал Микеланджело, возглавлявший эскорт почетной стражи с копьями. Каледийская правительница хотела помолиться о нерушимости границ своих владений. До нее уже доходили слухи о намерениях Крага присоединить герцогство к Умбрии.
Рядом с ней по левую руку ехал Грегори на вороном коне с белой звездой на лбу. Справа — Клер, держа розовые поводья своей буланой лошади. Простой народ толпилcя вдоль дороги, чтобы полюбоваться своей правительницей и детьми.
Герцогиня под своим покрывалом, вышитом серебряными цветами, и в развевающемся плаще была необыкновенно хороша и величественна. Жемчуга, которыми была украшена ее шапочка, излучали мягкий блеск.
Грегори с тонкими кудрями и сверкающим взором выглядел молодцом, а Клер радовала глаза нежными и чистыми красками личика. Но восхитительнее всего были её 6елокурые волосы, перехваченные сверху лентой с тремя золотыми цветочками и ниспадавшие на плечи, словно сияющая мантия юности и красоты. Простые крестьяне глядели на нее и говорили:
— Вот какая красивая барышня!
Старый портной Жан взял своего внука
на руки, чтобы показать ему Клер, а внук недоумевал — настоящая ли это девочка или, может быть, это восковая кукла? Он не представлял себе, что такая красивая девочка в роскошном платье может быть живой.
Герцогиня благосклонно принимала знаки почтения своих подданных. На лицах Грегори и Клер светилась удовлетворенная гордость. Грегори вспыхивал румянцем, а Клер дарила улыбки.
— Эти добрые люди приветствуют нас от всего сердца, — сказала им герцогиня. — Что вы думаете об этом?
— Что они очень хорошо делают, — ответила Клер.
— И что это их долг, — добавил Грегори.
— А почему это их долг? — спросила герцогиня.
Грегори и Клер переглянулись и не нашлись, что ответить.
Я вам сейчас объясню, — сказала герцогиня. — Вот уже более трехсот лет герцоги Каледийские из рода в род, от отца к сыну, с копьем в руке защищают этих бедных людей, чтобы они могли спокойно со бирать урожай на своих полях. Вот уже более трехсот дет, как герцогини Каледийские прядут шерсть для бедняков, посещают больных и держат новорожденных над купелью. Вот почему все вас приветствуют, дети мои.
«Непременно буду защищать землепашцев!» — подумал Грегори.
«Непременно буду прясть шерсть для бедняков!» — подумала Клер.
Они ехали зелеными лугами, усеянными звездочками цветов. Синие горы вырисовывались на горизонте. Странная точка привлекла внимание Грегори. Он пристально вгляделся и протянул руку к востоку.
— Что это там виднеется? — спросил он. — По-моему, это большой стальной щит.
— А, по-моему, это такая серебряная пряжка, большая-большая, как луна, — сказала Клер.
— Нет, это вовсе не стальной щит и не серебряная пряжка, — сказала герцогиня. —
— Вот бы поглядеть! — восхищенно воскликнула Клер.
— Каждое утро белый пар окутывает озеро. Под полуденным солнцем оно сверкает, словно латы моего любимого мужа. Но к этому озеру нельзя приближаться.
— Почему? — спросил Грегори.
— В нем живут злые феи, которые увлекают путников в свой хрустальный дворец.
В эту минуту они услышали монастырский колокол.
— Мы оставим здесь лошадей, — сказала герцогиня своим спутникам, — и отправимся на обедню пешком. Ведь три волхва приближались к яслям Иисуса Христа не на слонах и не на верблюдах.
После обедни они вышли из собора.
Уродливая, покрытая лохмотьями старуха сидела у дверей. Герцогиня протянула ей золотую монету, промолвив:
— Примите, матушка.
— Зачем вы дали золотой? — удивился Грегори. Ведь она ничего не сделала, чтобы заработать эти деньги.
— Разве ты не знаешь, что надо почитать бедных? — спросила его герцогиня. — Ведь их возлюбил Христос.
Наклонившись к Грегори, старуха сказала, хихикая:
— Желаю вам, прекрасный принц, завоевать столько королевств, сколько мне пришлось потерять. Я была когда-то королевой Жемчужных островов и Золотых гор. Каждый день у меня за столом подавали четырнадцать сортов рыбы, а за мной ходил негритенок и нес мой шлейф.
— Но как же случилось такое несчастье, что вы лишились ваших островов и гор, добрая женщина? — спросила Клер.
— Я навлекла на себя гнев глуммов. Они унесли меня далеко от моих владений.
— Разве они такие могущественные, эти глуммы? — спросил Грегори.
— Могущественны, потому что живут в недрах земли и знают силы камней, — ответила старуха. — Они добывают металлы и открывают источники.
— А чем же вы их так прогневили, матушка? — спросила герцогиня.
Один из глуммов явился ко мне декабрьской ночью и попросил позволения приготовить к сочельнику праздничный ужин в кухне замка, — рассказала старуха. — Эта кухня была больше самого большого дворцового зала. Полки в ней ломились от множества всякой посуды. Глумм обещал, что они ничего не сломают и не испортят. Но я все-таки отказала ему в его просьбе. И он исчез, бормоча под нос невнятные угрозы. А на третью ночь — это был канун Рождества — тот же глумм явился ко мне в опочивальню, а за ним несметное множество других человечков. Они схватили меня с моего ложа в одной рубашке и унесли