известным современной истории как первый из династии Великих Моголов.
Глава 2 Изгнание из Самарканда
Женщины
Пока Тигр был вынужденно ограничен стенами Андижана, три женщины, неотступно следовавшие за ним из одной ставки в другую, получили короткую передышку и возможность провести зиму в родном доме среди привычной прислуги. В отличие от остальных родственников женщины, за единственным исключением, хранили Бабуру верность. Его бдительная бабушка, водворившаяся в свою башню, чувствовала приближающуюся старость и донимала его своими подозрениями относительно Али Доста, считая, что он, так же как и покойный сын Якуба, опутал ее внука золотыми сетями, позволяя ему лишь формально числиться государем. Ханзаде, которая еще не имела собственной семьи, вместе с Бабуром мечтала о возвращении в Самарканд. В то же время мать непрерывно ворчала, что Тигру вот-вот исполнится девятнадцать и что настало время привести в дом жену.
Судя по всему, в этот период Бабур был полностью захвачен чтением. Со своими любимыми книгами он не расставался даже во время прогулок в горах. Там, на горных склонах, он встречался с праведниками, учениками Ахрари, которые возлагали на него большие надежды. Юный правитель пытался изложить свои незрелые философские идеи в стихах, составленных, в зависимости от настроения, то на тюркском языке, которым объяснялся простой народ, то на ученом персидском.
Однако он ни с кем не обсуждал женщин и отношений между полами.
Его мать задалась целью ввести в дом ту самую невесту, с которой его обручили еще в детстве. Принцесса Айша прибыла из Самарканда в сопровождении кормилицы и прислуги, привезя с собой сундук приданого, – теперь это была взрослая женщина, чужая и неизвестная до тех пор, пока Бабур, в качестве супруга, не откинул покрывало с ее лица. Это произошло в Ходженте, на главной дороге. По прошествии некоторого времени его первоначальная страсть утихла, и между супругами установились довольно прохладные отношения, – его излишняя сдержанность порождала обиду с ее стороны. Возможно, из-за тесной дружбы с Ханзаде он не нуждался в обществе другой женщины. «Я входил к ней один раз в десять или двадцать дней. Моя застенчивость возрастала, и моя мать, то и дело понуждая меня, заставляла посещать ее раз в месяц или сорок дней».
Его невнимание к Айше имело свои причины. В то время, как он признавался, в его сердце зародилась страсть к юноше из обоза по имени Бабури, так похожему на его собственное. Не в силах избавиться от этого наваждения, Бабур написал стихи, в которых попытался рассказать об овладевшем им любовном безумии.
«До этого я ни к кому не чувствовал склонности и даже не слушал и не говорил о любви и страсти. Среди стихов, написанных мною тогда, были строки, в которых я говорил о себе как о неопытном и робком любовнике. Когда Бабури пришел ко мне в покои, я от стыда и смущения не мог даже взглянуть в его сторону.
Где уж мне было общаться или разговаривать с ним! От волнения и опьянения страстью я не мог даже поблагодарить его за посещение или умолять, чтобы он не покидал меня.
Однажды в пору такой влюбленности и страсти со мной находилось несколько человек, я проходил по какой-то улице. Внезапно мне встретился Бабури. От смущения я не мог посмотреть ему в лицо или завязать разговор. В великом беспокойстве и волнении я прошел мимо.
От волнения, любви и страсти, от кипения и безумия молодости я ходил с обнаженной головой и босой по улицам и переулкам, по садам и виноградникам. Иногда я, словно юродивый, бродил один по холмам. Бродил я не по своей воле; не выбирал я, куда идти и где оставаться. Я не обращал внимания ни на друзей, ни на посетителей, не заботился об уважении к себе.
В конце концов Бабуру удалось преодолеть свою страсть к этому юноше. Видимо, больше ничего подобного с ним не случалось. Однако Айши он лишился – после рождения дочери, прожившей всего несколько месяцев, она оставила Бабура. В его отношениях с женщинами, искренне привязанными к нему, прослеживалась необъяснимая фатальность, которая распространяюсь и на рожденных от них детей.
Однако юный монарх, озабоченный натянутыми отношениями с Айшой и болезненным ослеплением мальчиком Бабури, убедился, что его полновластный вельможа готовит заговор. Бабур больше не нуждался в непрестанных предостережениях Исан, призывавшей его смотреть на происходящее открытыми глазами. К этому времени у него сложилось исчерпывающее представление о характере Али Доста. «Али Дост Тагай, из беков тумана Сагаричи, родич моей бабушки по матери, Исан Даулатбиким. Он был деспотом по натуре. Я оказывал ему большие милости, чем те, которыми он пользовался во времена Омар Шейха-мирзы. Говорили, что он человек деловой, но за те несколько лет, что он был при мне, он не сделал ни одного дела, о котором стоило бы говорить. Служа султану Абу Саиду-мирзе, он притязал на умение вызвать дождь посредством камня «яда». Это был сокольничий, человек с негодными свойствами и повадками, скряга, смутьян, тупица, лицемер, самодовольный, грубый, жестокосердый».
Бабур мог рассчитывать на преданность лишь одного человека; и за махинациями Али Доста при их скромном дворе они с Исан наблюдали вместе.
«После нашего возвращения в Андижан повадки Али Доста стали совсем иные. Он начал дурно обращаться с людьми, которые были при мне в дни скитаний и испытаний. Кого-то он прогнал; Тощего бека заточил и лишил имущества; избавился от Касим-бека. Объявил, что Халифа, близкий друг ходжи Кази, замышляет убить его в отместку за кровь ходжи. Сын Али Доста вел себя как претендент на престол, собирал вокруг себя людей знатных и угощал за своим столом по-царски. Отец и сын совершали подобные дела, рассчитывая на поддержку Танбала».
Воспользовавшись условиями мирного договора, Танбал держан свое войско наготове, расположив его на противоположном берегу реки; учитывая близость противника, Тигр не мог помышлять о том, чтобы поднять своих преданных сторонников против придворной клики Али Доста. Думать об отъезде из Андижана тем более не приходилось. «К чему? Мое положение было исключительно сложным; ни одно слово не произносилось открыто, но я был вынужден выносить оскорбления со стороны отца и сына».
Терпение Тигра имело пределы, – заговорщики не могли этого не понимать. Понаблюдав за сыном Али Доста, который через несколько недель собирался занять престол Андижана, он непременно предпримет попытку сопротивления, чем бы она ни закончилась. На этом строился их расчет, и надо сказать, вполне обоснованный.
Однако Бабур бездействовал. Этот ловкий ход объясняется, вероятно, искушенностью Исан, – он сделал вид, что проглотил предложенную наживку. Тигр объявил о своем намерении захватить Самарканд и собрал войско, чтобы возглавить поход.
Обстановка в Самарканде очень напоминала ту, что сложилась в Андижане. Стоявшая у власти клика Султан Али лишила городских вельмож всех источников дохода. Положение осложняли знатные семьи, владевшие обширными поместьями в округе и считавшиеся привилегированным классом – так называемыми тарханами; свой титул они получили еще в дни правления Тимура и не собирались терпеть унижения, усугубленные утратой земель и состояния. Некоторые из молодых наследников взялись за оружие и сели на коней, присоединившись к монгольскому контингенту армии. Полководцам Султан Али удалось одержать верх над восставшими тарханами. («Султан Али-мирза хоть бы одно дело довел до конца».) Помня о великодушии, проявленном Бабуром во время его стодневного правления, непокорные тарханы настойчиво предлагали ему вернуть престол, опираясь на их поддержку.
В подобном клубке интриг на роль посланца нужно было выбрать человека, вызывающего к себе доверие. Именно такой человек и доставил последнее письмо из Самарканда – это был монгол по происхождению, который проявил себя при обороне Андижана, защищая ходжу Кази. Ему Бабур поверил. Больше того, он спешно отправил монгольского гонца в Ахси, к своему брату Джахангиру, чтобы заверить его в строгом следовании условиям договора, по которому вся Ферганская долина отходила Джахангиру, а Бабур возвращал себе Самарканд.
«Я сам выступил в поход на Самарканд во главе своего войска. То было в месяце зу-ль-када[12]».
