Такая решимость дает наиболее полное представление о характере Бабура – колебаний и двойственности он не допускал. К новой стране у него было всего одно требование: она не должна стать всего лишь горным убежищем, – через такие места он не раз проходил еще в самом начале своих скитаний, – в этой стране должна протекать река и стоять города, в которых можно разбить такие же сады, как в Самарканде.
Спустя двадцать пять лет он все же нашел такую страну, которой и стал управлять, – безопасную для всех его близких. В этой стране он начал строить свой город – там, где никогда не предполагал оказаться.
По иронии судьбы, его решение покинуть Фергану и превратиться в скитальца означало полный поворот в его жизни. В глубине души Бабур продолжал оставаться искателем приключений.
Глава 3 Царство в Кабуле
Через Морскую реку
«В месяце мухарраме я выступил из ферганской земли, направляясь в Хорасан, и прибыл на летовку Илак в области Хисара и остановился там. На этой стоянке, в начале двадцать третьего года моей жизни, я впервые приложил к лицу бритву. Моих людей, знатных и простых, которые с надеждой следовали за мной, было больше двухсот и меньше трехсот, большей частью они были пешие, с дубинками в руках, грубыми кожаными башмаками на ногах и чапанами из овчины на плечах. Нужда дошла до того, что у нас было всего два шатра. Мой шатер я отдал своей родительнице, а для меня на каждую ночь устанавливали крытый войлоком шалаш.
Покидая родную страну, Бабур воспользовался привычным маршрутом и двинулся по горным тропам, ведущим сквозь расположения аймаков кочевых племен, которые снабжали продовольствием своих неимущих, хотя и почетных гостей. Кроме того, они предоставляли путникам проводников, сопровождавших изгнанников до берегов очередного бурного потока. Благодаря отлаженной системе связи весть о злополучии Бабура вскоре распространилась по всем аймакам; по ночам горцы выставляли своих дозорных вокруг его лагеря, – честь рода требовала, чтобы гости не понесли никакого ущерба, – и держали его в курсе событий, происходящих в долинах. Некоторые молодые воины даже присоединялись к его отряду. В горах Бабур всегда умел находить себе друзей.
И всегда внимательно присматривался к открывающимся перед ним новым землям. Позади остались истоки знакомой Сырдарьи, или Песчаной реки, и теперь он приближался к великой Морской реке, Аму, зарождавшейся на востоке, там, где к облакам возносилась голубовато-лиловая горная гряда, – Бабур мысленно отметил, что эта естественная крепость гораздо выше его родных гор. Старейшины аймаков называли ее Бадахшан. Они приносили к походному костру Бабура куски светящегося в темноте фосфора и уверяли, что Бадахшан изобилует голубым камнем – бирюзой, а также горящими красным огнем рубинами. Они клятвенно утверждали, что во время зимних холодов, «бывает, не увидишь солнца три дня и три ночи», и шепотом добавляли, что в этих горах имеются тайные пути, идущие вдоль реки, мимо ледяных вершин Памира и через Кашгар, – на восток. Бабур отметил для себя, что это лучший путь для безопасного отступления, и уже не забывал о нем.
Мысль об оседлой жизни еще не приходила ему в голову. День его первого бритья следовало отметить праздничным пиршеством, но из-за крайней бедности об этом нечего было и думать; однако несколько дней спустя он все же ухитрился отпраздновать свадьбу своего молочного брата Джахангира. Он старался забыть жгучие обиды, отдалившие их друг от друга; однако пристрастившийся к ночным пирушкам Джахангир не оставил своей склонности к мелким интригам. Проблемы были и с младшим братом, Назиром. Только страх перед узбеками заставил обоих последовать за Бабуром.
Устрашающие узбекские всадники все еще были довольно близко. Неизвестно, послал ли Шейбани-хан своих людей в погоню за Бабуром, но основная часть степного войска, мощь которого еще больше возросла после разгрома обоих ханов, когда на сторону узбеков перешла двадцатитысячная монгольская армия, направлялась на юг. Покончив с Каменным городом, Шейбани вернулся к отложенной на время задаче разбить Хосров-шаха, чьи владения лежали по ту сторону великих южных гор. Обо всем этом Бабуру сообщили бдительные горцы.
Взгляды жителей верхнего течения Амударьи были обращены к северу, откуда надвигалась угроза. Таким образом, прибытие Тигра перед самым появлением прославленного Узбека вызывало противоречивые чувства. Однако Бабур пользовался уважением как единственный представитель царского рода, который храбро вступил в поединок с Шейбани и сумел остаться в живых. На переправе через стремительную Аму его встретил Баки из Чаганиана – младший брат Хосров-шаха и правитель просторной долины. Оказав беглому наследнику Тимура неожиданно любезный прием, Баки предложил ему свои услуги. Опытный политикан, он, в залог своей искренности, привел в лагерь Бабура семьи своих приближенных, включая свою собственную. Его подданные щеголяли в нарядных одеждах и изъяснялись с придворной жеманностью.
Покончивший с иллюзиями Тигр не мог не заметить того, что манеры Баки напоминают ему об Али Досте, в то время еще здравствующем. Он вежливо отклонил предложение продолжать путь совместно, прихватив с собой и своего брата Джа-хангира. Баки не сомневался, что Джахангир причинит Бабуру немало хлопот, и процитировал строки Саади:
Бабур, тоже знакомый с поэзией великого Саади, вспомнил конец четверостишия: нищий дервиш поделится единственным куском хлеба, но царь, завоевавший одну страну, жаждет завоевать и вторую. И он не отошлет Джахангира.
Спускаясь вниз по реке, беглецы неожиданно столкнулись со своим старым знакомым – вероломным Живодером. Камбар Али, – видимо, также, как и Баки, – посчитал, что в момент приближения узбеков безопаснее держаться возле Бабура, чем находиться в обществе Хосров-шаха. Однако грубые речи Живодера, привычные для уха Бабура, оскорбляни слух Баки. Камбар Али был отослан, чтобы исчезнуть – в последний раз – в поисках прибежища.
Продвинувшись дальше на юг, Бабур с удивлением обнаружил, что собрал целую армию. В его лагерь вернулись бывшие приближенные, а от монголов, состоящих при дворе Хосров-шаха, прибыл гонец с письмом для Бабура: «Мы, люди из монгольской орды, желаем служить истинному государю. Пусть скорее выступает в путь, потому что войско Хосров-шаха разбегается, чтобы перейти на его сторону».
Сразу же вслед за этим к растущему войску Тигра присоединилось несколько тысяч всадников – «монгольская орда».
Однажды утром объявился и старый Касим, – он стоял перед входом в шатер, ожидая прощения от своего повелителя. К двадцати трем годам – мусульманский календарь ведет счет на лунные годы, в отличие от христианского, по солнечным годам которого Бабуру было чуть больше двадцати одного года, – горький опыт уже научил Тигра задумываться над причиной такого наплыва добровольцев. Положение, сложившееся в широкой долине великой Аму, было достаточно ясным. Сзади наступали узбеки, дошедшие уже до Демир Капы – Железных ворот, – естественного прохода в горах, ведущего из земель Самарканда в области Инда. Шейбани-хан приближался к крепости Хисар. В этот переломный момент монголы предпочли зрелости и опыту своего правителя молодость Бабура и Баки.
Затем к шатру изумленного Бабура прибыл гонец, объявивший, что Хосров-шах признал Тигра истинным государем окрестных земель и намерен служить ему верой и правдой, желая только сохранить свою жизнь и имущество. Больше того, владыка южных земель уже выехал к Бабуру, чтобы принести ему клятву верности.
Тем временем Бабур подошел к излучине реки, где и разбил свой лагерь, чтобы принять, – впрочем, без всякого удовольствия, – бывшего самаркандского министра и убийцу своего младшего двоюродного брата. Впрочем, он признавал, что этот близкий узбекам тюрк из северных областей был способен на великодушие и доброту, которые «он проявлял к самым ничтожным личностям, но ко мне никогда». (Бабур нигде этого не подчеркивал, но на самом деле именно он подстрекал приближенных Хосрова покинуть его.)
Выехав из лагеря налегке, в сопровождении всего нескольких приближенных, Бабур переправился через реку и торжественно расположился под чинарой.
«С другой стороны прибыл Хосров-шах в сопровождении множества нарядно и пышно одетых людей. Согласно правилам приличия, он еще вдалеке спешился и подошел ко мне. Здороваясь, Хосров-шах преклонил колени три раза, отходя назад – тоже три раза, осведомляясь о здоровье и поднося подарки, он снова встал на колени. Перед Джахангиром-мирзой он тоже преклонил колени.