Рамзес готов был присягнуть, что это тот самый автобус, только неимоверно грязный, тронутый ржавчиной по бортам.
Зона шутит, говорил Ворон о вещах, которые не мог объяснить даже приблизительно. Оцинкованный мерседесовкий корпус проржавел до рыжих струпьев буквально за час.
Зона шутит! Дверь, оставленная распахнутой, обросла гнилым мхом. Глеб посветил внутрь, прямо на давешний скафандр без головы – тоже в разводах лишайника, и крикнул в черный провал:
- Скидоренко!
Прислушался – ничего, и сделал первый шаг в салон. Резко заныла рука, которой Рамзес тянул пса за ошейник. Будто обнажились нервные волокна и кто-то щекотал их легкими прикосновениями.
- Скидоренко, ты здесь? – захрипел Рамзес, суматошно чертя лучом по салону.
Плесень, «ржавые волосы». Что-то гибкое и быстрое юркнуло под сиденье. Сталкер зашагал по проходу, мучительно передвигая непослушные ноги. В корме, в районе аварийного выхода опять возились, как и в прошлый раз. Рамзес пошел туда, хотя ничего живого не ощущал. В середине пути начал гаснуть фонарь, а батарейный отсек – как раз под рукой – ощутимо нагрелся. Сталкер ускорил шаг, пытаясь добраться до цели, пока фонарь не умер окончательно. Побежал бы, но пол, заполненный по щиколотку мхом, оказался скользким как каток.
Когда Рамзес дошел до задних сидений, фонарь едва мерцал предсмертным светом. Глеб поспешно ткнул стволом в провал запасного выхода и отшатнулся. Оскаленный череп в ошметках гнилой плоти скалил на него клыки.
- Собаська умелла, - сообщил ребенок и обиженно всхлипнул.
Глеб повел вокруг обрезом, но рассмотреть ничего не успел. Фонарь погас.
- Скипидар! – заорал Глеб. – Отзовись, если живой!
Что-то зашевелилось в центре салона, в районе тех сидений, которые Глеб проскочил второпях. Темно! Слишком темно! Сталкер зашарил в карманах и достал зажигалку. Бледный огонек обжигал пальцы и освещал лицо, превращая его в прекрасную мишень. Вокруг все тонуло в абсолютной, без единого проблеска тьме.
Автобус засмеялся детским голоском, и Рамзес опустился без сил на одно колено; ноги его не держали. Автобусный салон вновь начал сужаться, правда не так споро, как в прошлый раз.
«Сто один…»
- Па! – весело позвали сталкера.
«Сто два…»
На полу зашуршало.
- Смотли, змейка!
На «сто три» Рамзес – была не была! - жахнул по проходу картечью. Яркая вспышка осветила салон, и Рамзес увидел человеческую фигуру у окна. Как раз в центральном ряду сидений.
- Змейка умелла! – расстроено.
«Сто четыре…»
Рамзес поднял непослушное тело с колен и сделал первый шаг.
- Есе змейка! – уже радостно.
«Сто пять…»
Еще шаг, и еще.
- Змейка ам! – с непосредственной детской жестокостью.
«Сто шесть…»
Рамзес почувствовал что-то живое впереди и ступил в него всем весом. Перед смертью змея ударил в лодыжку, но керамическая пластина, вшитая в ботинок, приняла укус на себя.
Ребенок горько заплакал.
«Сто семь…»
- Па, ты плохой! – прозвучало как приговор, и змеи полезли из всех щелей.
- Скипидар, очнись! - забулькал горлом Рамзес.
«Сто восемь…»
Он схватил человека за ворот и потянул. Тот замычал и начал отпихиваться.
«Сто девять…»
Рамзес двинул участкового в ухо и рванул на себя. Они упали в проход. Змеи шуршали вокруг, готовые жалить.
На «сто десять» история жизни Рамзеса, которой он не чаял уже продолжения, сделала очередной кульбит. Как в замедленной съемке в окнах появились лучистые отверстия от автоматных пуль. Ближайшее стекло лопнуло и засыпало людей мелким крошевом. После секундной заминки пули зацокали по ржавым бортам, иногда не пробивая, а разрывая их с противным скрежетом.
Детский лепет прервался. В салоне образовался однотонный звук, едва напоминающий многократно усиленный младенческий визг.
- Па-а-а-а!..
Рамзес, у которого глаза вылезали из орбит, разрядил по проходу в сторону двери второй ствол. Теперь оставалось только бежать, молясь, чтобы автоматчик отвлекся на другую часть автобуса. Рамзес, кряхтя от натуги, пятился на корточках и тянул за собой Скипидара. Немного пришедший в себя участковый старательно помогал, елозил ногами и размахивал короткими руками, норовя попасть Рамзесу в глаз.
Они вывалились в ночь, на свежий лесной воздух, и пару секунд лежали, приходя в себя.
«Только бы не пристрелила сгоряча!» - думал сталкер с холодной яростью, рассматривая лучи трассеров в черном небе.
Звук из двери усилился, начал ощутимо давить на перепонки, и участковый захрипел, пытаясь встать на ноги. Рамзес безжалостно потянул его прочь от автобуса. Дело постепенно шло на лад: к «Хаммеру» Скипидар ковылял уже своим ходом, раскачиваясь от последствий звукового удара и от запредельной дозы алкоголя в крови.
Инга стояла против автобуса и кромсала его из АКМ короткими очередями. Рамзеса она будто и не замечала. Сталкер перехватил автомат за ствол и задрал к небу; обжегся, но руку не убрал.
- Я тебе приказывал стрелять? – спросил он мертвым голосом, потому что и впрямь был готов убить.
- Ты… - всхлипнула девушка. – Зачем ты туда?.. Я теперь сама себе командир, ясно?!
За такие слова первоходку следовало врезать от души. Желательно выбить зубы, чтобы дух надолго запомнил собственную неправоту.
Рамзес поднял кулак к плечу… и рубанул воздух. Тонкий писк из автобуса поменял тональность и обрел новую силу. Рамзес заорал, сатанея:
- Рюкзак подними! И бегом! Живо!
«Если не подчинится, ударю, - холодно решил он. - Не простит, конечно, но когда-нибудь поймет. Если воспользуется шансом выжить».
Инга подчинилась. Она побежала в темноту, и Рамзес толкнул ей вслед Скипидара. Участковый бегать не любил, факт, но ультразвуковой визг погнал и его. Рамзес трусил последним, на бегу перезаряжая обрез и срывая с него бесполезный фонарь.
Звук оборвался, когда дорога сделала крутой поворот.
- Стой, - скомандовал Рамзес, потому что бегать в темноте умел только он, оборотень.
За первоходков у Рамзеса сердце кровью обливалось. Бегать по минному полю им, первоходкам, безопаснее, чем ночью в Зоне.
- Все ко мне!
Инга вынырнула из темноты, держа автомат за цевье.
- Вот, - она протянула оружие. – Если хочешь прогнать, гони.
Глеб молчал. В его четко распланированном сознании образовалось некоторое томление, которое с натяжкой можно было бы назвать жалостью. За невыполнение приказа духа следует карать, гласил неписанный кодекс. В некоторых случаях бить, в некоторых - убивать, расплачиваясь с Зоной одной никчемной жизнью взамен нескольких других. Что делать со Стрижом Рамзес не знал. Простить нельзя. Наказать рука не поднимается. Отправить обратно, пока недалеко ушли от блокпоста? Она не пойдет, ей в
