Эстетика словесного творчества

сводят эту борьбу романа с другими готовыми жанрами и все явления романизации к жизни и борьбе школ и направлений. <…> За поверхностной пестротой и шумихой литературного процесса не видят больших и существенных судеб литературы и языка, ведущими героями которых являются прежде всего жанры, а направления и школы — героями только второго и третьего порядка» (Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики, с. 451).

В замыслах Бахтина в 50 — 70е гг. была книга «Жанры речи»; публикуемая работа была для автора лишь предварительным очерком этого неосуществленного труда.

(66) Основа учения Ф. де Соссюра — различение языка (la langue) как системы взаимосвязанных знаков и форм, нормативно определяющей каждый отдельный речевой акт и являющейся специфическим объектом лингвистики, и речи (la parole) как индивидуального использования языка. Учение де Соссюра было рассмотрено Бахтиным в книге «Марксизм и философия языка» как одно из двух основных направлений философско-лингвистической мысли (направление «абстрактного объективизма»), с которыми размежевывает свою теорию высказывания автор (см.: Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка, с. 53–84). Школа де Соссюра — женевская лингвистическая школа, представленная прежде всего его учениками — Шарлем Балли и Альбером Сеше.

(67) Бихевиоризм — направление в современной психологии, главным образом в США; бихевиоризм судит о психической деятельности человека на основании его внешне выраженных реакций и рассматривает поведение как систему реакций на внешние стимулы в плоскости настоящего момента. На бихевиоризм ориентировалась американская дескриптивная лингвистика, крупнейший теоретик которой Леонард Блумфилд руководствовался схемой «стимул — реакция» в описании речевого процесса.

(68) Фосслерианцы — филологическая школа немецкого лингвиста Карла Фосслера и его последователей, из которых особенно значителен Лео Шпитцер, на книги которого неоднократно ссылается в своих работах Бахтин (см.: Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка, с. 90; Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского, с. 332–333; Его же. Вопросы литературы и эстетики, с. 150, 409; также с. 298 настоящего издания). В книге «Марксизм и философия языка» школа Фосслера охарактеризована как «одно из могущественнейших направлений современной философско-лингвистической мысли» (с. 51). Языковой реальностью для фосслерианцев является непрерывная творческая созидательная деятельность, осуществляемая индивидуальными речевыми актами; творчество языка уподобляется художественному творчеству, ведущей лингвистической дисциплиной становится стилистика; «примат стилистики над грамматикой», примат точки зрения говорящего (в противоположность примату точки зрения слушающего в соссюровской лингвистике) и примат эстетической функции характеризуют фосслерианское понимание языка. «Эстетика словесного творчества» Бахтина в ряде существенных моментов близка школе Фосслера (в то время как от лингвистического «абстрактного объективизма» она в большей мере отталкивается) — прежде всего в понимании высказывания как конкретной реальности языковой жизни; однако бахтинская теория слова расходится с фосслерианским пониманием выражения и высказывания как индивидуального речевого акта, подчеркивая определяющий его момент «внутренней социальности» в речевом общении — момент, объективно закрепленный в речевых жанрах. Таким образом, идея речевых жанров отграничивает металингвистику Бахтина как от соссюровского, так и от фосслерианского направлений в философии языка.

(69) См.: Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977, с. 50.

(70) «Фраза» как языковое явление другого порядка, нежели предложение, обоснована в трудах русского лингвиста, принадлежавшего к женевской школе, а также участвовавшего в трудах Пражского лингвистического кружка, — С. О. Карцевского. В отличие от предложения фраза «не имеет собственной грамматической структуры. Но она имеет свою звуковую структуру, которая заключается в ее интонации. Именно интонация образует фразу» (Karcevskij S. Sur la phonologie de la phrase. — In: Travaux du Cercle linguistique de Prague, 4, 1931, p. 190). «Предложение, чтобы быть реализованным, должно получить интонацию фразы… Фраза — это функция диалога. Это единица обмена между собеседниками» (Karcevskij S. Sur la parataxe et la syntaxe en russe. — In: Cahiers Ferdinand de Saussure, 7, 1948, p. 34).

(71) Под «коммуникацией» А. А. Шахматов понимал акт мышления, являющийся психологической основой предложения, посредствующее звено «между психикой говорящего и тем проявлением ее в слове, к которому она стремится» (Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1941, с. 19–20).

(72) Экспрессивная интонация как самое чистое выражение оценки в высказывании и важнейший конструктивный признак его подробно рассмотрена в ряде работ автора второй половины 20х гг. «Интонация устанавливает тесную связь слова с внесловесным контекстом: живая интонация как бы выводит слово за его словесные пределы. <…>Интонация всегда лежит на границе словесного и не-словесного, сказанного и не-сказанного. В интонации слово непосредственно соприкасается с жизнью. И прежде всего именно в интонации соприкасается говорящий со слушателями: интонация социальна par excellence (по преимуществу)» (Волошинов В. Н. Слово в жизни и слово в поэзии. — «Звезда», 1926, № 6, с. 252–253). Ср. также: «Вот именно этот „тон“ (интонация) и делает „музыку“ (общий смысл, общее значение) всякого высказывания. <…>Ситуация и соответствующая аудитория прежде всего определяют именно интонацию и уже через нее осуществляют и выбор слов и их порядок, через нее осмысляют целое высказывание» (Волошинов В. Н. Конструкция высказывания. — «Лит. учеба», 1930, № 3, с. 77– 78).

(73) Ксенофонт. Анабасис. М.Л., 1951, с. 121 (кн. 4, гл. 3).

(74) В книге «Марксизм и философия языка» конкретный смысл высказывания определен терминологически как его тема: «Тема высказывания, в сущности, индивидуальна и неповторима, как само высказывание. <…>Под значением в отличие от темы мы понимаем все те моменты высказывания, которые повторами и тождественны себе при всех повторениях. <…>Тема высказывания, в сущности, неделима. Значение высказывания, наоборот, распадается на ряд значений входящих в него языковых элементов» (с. 101– 102).

(75) «Стилистический эксперимент», заключающийся в «искусственном придумывании стилистических вариантов к тексту», — методический прием, применявшийся А. М. Пешковским для анализа художественной речи (см.: Пешковский А. М. Вопросы методики родного языка, лингвистики и стилистики. М.Л., 1930, с. 133).

(76) Ср. мысли автора о «далеких контекстах» на с. 362 и 372 настоящего издания.

(77) Заметки 1959–1961 гг.; впервые опубликованы под заглавием «Проблема текста» в «Вопросах литературы» (1976, № 10; публикация В. В. Кожинова).

«Проблема текста…» — характерные в особенности для поздней поры творчества Бахтина лабораторные разработки к предполагавшимся большим исследованиям, которые не были осуществлены. В этих и подобных материалах особенно обнажена органическая внутренняя связность главных тем, интересовавших автора на протяжении десятилетий и тяготевших к философско-филологическому синтезу, который автор представлял как особую и новую гуманитарную дисциплину, образующуюся «в пограничных сферах», на границах лингвистики, философской антропологии и литературоведения. Очертания этого целого, специфического бахтинского контекста тем и идей просматриваются особенно открыто именно в этих лабораторных материалах. В то же время, по-видимому, не случайно Бахтин не оставил систематического изложения своей философско-филологической концепции; присущая ей своеобразная «внутренняя незавершенность», о которой говорил сам автор как о свойстве своей мысли (см. с. 360 настоящего издания), отвечает его пониманию предмета исследования как открытого целого, не подлежащего внешней систематизации.

Наиболее общий предмет своих разработок автор определял как философские основы и методологию гуманитарно-филологического мышления. «Текст» и рассматривается в заметках как «первичная данность» всякой гуманитарной мысли. Можно заметить в то же время двойственное отношение автора к категории текста. Предмет его внимания — «текст как высказывание»; но уже в этих заметках