всего религиозного поэта Якопоне да Тоди, ревностного спиритуала, в стихах которого на народном итальянском языке с небывалой проникновенностью выражен мотив сострадания мукам Христа и Девы Марии (например, «Donna del Paradiso…»). Возможно, ему принадлежит также латинская секвенция «Stabat Mater», отмеченная тем же «слезным» настроением. Приведем строфу из этой секвенции, следующую за описанием скорбной Богоматери на Голгофе:
Это видя сердцем зрячим,
Кто горячим, долгим плачем
Не зальется в горести,
Кто душой не уязвится,
В ком, о, в ком не пробудится
Сила теплой жалости?
(122) Ср. характеристику «встречи» как одного из важнейших «хронотопических мотивов» литературы в работе «Формы времени и хронотопа в романе» (
(123) «Коммуникация» — центральное понятие немецкого философа-экзистенциалиста Карла Ясперса. Коммуникация есть интимное личностное общение «в истине» и сама по себе возводится Ясперсом в ранг критерия философской истины: мысль истинна в той мере, в которой способствует коммуникации.
(124) Заметки о «чужом слове» относятся к задуманной для журнала «Вопросы философии» статье; в записях 1970–1971 гг. заготовлены два варианта ее заглавия — «Чужое слово как специфический предмет исследования в гуманитарных науках» и «Проблема чужого слова (чужой речи) в культуре и литературе. Из очерков по металингвистике», — а также эпиграф из «Фауста», записанный, вероятно, по памяти: «Was ihr den Geist der Zeiten nennt…» («Фауст», ч. 1, сцена «Ночь»; цитата не вполне точна, у Гете: «Was ihr den Geist der Zeiten heißt…»; в переводе Б. Пастернака: «А то, что духом времени зовут…»).
(125) Дильтей разрабатывал обоснования «наук о духе» в их отличии от «наук о природе» («Einleitung in die Geistwissenschaften»). Метод «наук о духе» — «понимание» (в отличие от каузального «объяснения» в естественных науках), совпадающее с осмысленным, значимым переживанием; соответственно методы познания духа — «герменевтика» Дильтея — совпадают с методами «понимающей психологии». Характеристика понимающей и интерпретирующей психологии Дильтея в связи с философией языка и «методологическими потребностями гуманитарных наук» была дана автором в книге «Марксизм и философия языка» (с. 29–30). Риккерт (см. примеч. 9 к работе «Автор и герой в эстетической деятельности» [В электронной версии — 11]) противопоставлял индивидуализирующие методы «наук о культуре» генерализирующим методам естествознания (см.:
(126) См.:
(127) См.:
(128) Задуманная работа на эту тему должна была главным образом опираться на анализ «Дневника писателя» Достоевского в соотнесении с его романами.
(129) См. «Проблемы поэтики Достоевского» (с. 164–165).
(130) В главном сочинении раннесредневекового философа Иоанна Скота Эриугены «О разделении природы» описываются четыре модуса бытия: 1) «природа творящая и несотворенная», то есть бог как предвечная первопричина всех вещей; 2) «природа сотворенная и творящая», то есть платоновский мир идей, пребывающий в интеллекте бога и определяющий бытие вещей; 3) «природа сотворенная и нетворящая», то есть мир единичных вещей; 4) «природа несотворенная и нетворящая», то есть снова бог, но уже как конечная цель всех вещей, вбирающая их обратно в себя на исходе мирового диалектического процесса. Бахтин метафорически применяет эти термины, созданные для описания творческой деятельности божества, к онтологии художнической активности человека. В этом же ряду стоят другие термины — «natura naturans» («природа порождающая») и «natura naturata» («природа порожденная»), — восходящие к лексике латинских переводов Аверроэса (Ибн-Рошд), употребительные в христианской схоластике, но особенно известные благодаря их роли в текстах Спинозы.
(131) Основная идея философии искусства Мартина Хайдеггера: слово рождается в недрах самого бытия и через поэта как «медиума» говорится миру; поэт «вслушивается» (понятие, противопоставленное Хайдеггером традиционной для европейской философии категории «созерцание») в бытие, особенно в сокровеннейшее его выражение — язык. Основные работы Хайдеггера, в которых развиты эти идеи: «Holzwege» (Frankfurt am Main, 1950); «Unterwegs zur Sprache» (Pfullingen, 1959).
(132) Soliloquia (
(133) См. «Преступление и наказание», ч. 2, гл. IV.
(134) См.: Письмо Ф. М. Достоевского Н. Д. Фонвизиной от февраля 1854 г. — В кн.: Достоевский Ф. М. Письма, т. 1, с. 142;
(135) К. Д. Кавелин в «Письме Ф. М. Достоевскому» («Вести. Европы», 1880, № 11) вступил в спор с пушкинской речью писателя. Проект ответа Кавелину содержится в записных книжках Достоевского за 1880 г. (см.: «Лит. наследство», т. 83, с. 674–696).
(136) «Пьяненькие» — замысел романа, предшествовавший «Преступлению и наказанию» (см.: Письмо Ф. М. Достоевского А. А. Краевскому от 8 июля 1865 г. — В кн.: Достоевский Ф. М. Письма, т. 1, с. 408).
(137) Из стихотворения Тютчева «Весна» (1838).
(138) Иоан., 1, 1: «В начале было Слово…».
(139) Из статьи А. Блока «Об искусстве и критике» (1920): «Право, если бы Мопассан писал все это с чувством сатирика (если таковые бывают), он бы писал совсем иначе, он все время показывал бы, как плохо ведет себя Жорж Дюруа. Но он показывает только, как ведет себя Дюруа, а рассуждать о том, хорошо ли это или плохо, предоставляет читателям. Он-то, художник, „влюблен“ в Жоржа Дюруа, как Гоголь был влюблен в Хлестакова» (
(140) Наметки предисловия к подготовлявшемуся Бахтиным сборнику своих работ разных лет; предисловие не было написано.
(141) Исходным материалом для этих заметок послужил небольшой текст, набросанный автором в конце 30х или начале 40х гг. и названный им «К философским основам гуманитарных наук». Отправляясь от этого текста, автор составил в начале 1974 г. настоящие заметки; это была последняя написанная М. Бахтиным работа. Специально подготовленная В. В. Кожиновым для публикации редакция заметок была одобрена автором, но напечатана (под заглавием «К методологии литературоведения») уже после его кончины (см.: Контекст1974. М., 1975, с. 203–212). Полный состав заметок в их авторской композиции публикуется впервые.
Приводим с некоторыми сокращениями текст «К философским основам гуманитарных наук»: «Познание вещи и познание личности. Их необходимо охарактеризовать как пределы: чистая мертвая вещь, имеющая только внешность, существующая только для другого и могущая быть раскрытой вся сплошь и до конца односторонним актом этого другого (познающего). Такая вещь, лишенная собственного неотчуждаемого и непотребляемого нутра, может быть только предметом практической заинтересованности. Второй предел — <…> диалог, вопрошание, молитва. Здесь необходимо свободное самооткровение личности. Здесь есть внутреннее ядро, которое нельзя поглотить, потребить, где сохраняется всегда дистанция, в отношении которого возможно только чистое бескорыстие; открываясь для другого, оно всегда остается и для себя. Вопрос задается здесь познающим не себе самому и не третьему в присутствии мертвой вещи, а самому познаваемому. Критерий здесь не точность познания, а глубина проникновения. Познание здесь направлено
