Охотники за человеческими органами

мужчины. Все, чего она требует каждый раз, это золотой эквивалент веса человеческого сердца, печени или почки. Предложение было столь разумным и выгодным, что все они приняли ее условия.

Итак, когда все стало на свои места, праздник урожая начался.

Глава 2

Стоя в дверях спальни в мотеле, Дэвид Мортон осмотрел открывшуюся сцену лишь поверхностным взглядом, сосредоточившись только на самых важных первых впечатлениях.

Он быстренько прикинул, сможет ли полицейский рядом с ним оценить это: парочка вопросов, которые он задал небрежно, скороговоркой, выявили все, что нужно было знать про этого новичка — он закончил академию неделю назад и ни разу до сегодняшнего дня не видел мертвеца.

Что нравится делать этому незнакомцу, подумал новичок, так это наблюдать, но самому оставаться вне наблюдения. Однако этот тип не из тех, кто занимается одной лишь писаниной — только не с такими глазами. Что-то скрывалось в них, какой-то секрет, вроде его акцента. Английский? Трудно сказать. Все в нем говорило о хорошей самозащите. Но одно ясно: он не легавый, не из ФБР и даже не из Управления — по крайней мере если судить по тем, кто бывал в качестве гостей в академии. В тех присутствовало нахальство, вызов, явное остерегайся-меня. В незнакомце чувствовалась лишь давящая сила. В курсе «язык жестов» про это ничего не говорилось.

Уголком глаза Мортон заметил, как патрульный облизал губы. Малыш окунулся сразу на самую глубину. Труп выглядел так, словно поработал голодный каннибал. И ребята из ЦРУ — в роли держателей покрывала на гробе. Ни в какой полицейской академии не учат, как управляться с этим.

— Было бы хуже, если бы это была женщина, — высказался новичок.

Мортон притворился, что ничего не слышал, он не любил болтовни о трупах.

— Интересно, как он здесь очутился? — продолжал новичок, не обескураженный отсутствием ответа.

Мортон продолжал хранить ледяное молчание.

— Вы на кого работаете? — спросил новичок как-то чересчур небрежно.

— На кого вам больше нравится.

— Вы хотите сказать, что я должен заниматься своими делами? — зардевшись, пробормотал новичок.

— Что-то вроде этого, — улыбнулся Мортон обычной своей скупой улыбкой.

— Извините, я не хотел выпытывать.

— Все нормально. — Он снова улыбнулся и быстро огляделся по сторонам. Взгляд наблюдателя, который чувствуешь на себе и после того, как его отводят.

Патрульный был сложен как футбольный атлет — мощные плечи и никакой талии. Лет через десять он растолстеет, если не будет следить за собой. Это потребует усилий. И для того, чтобы справиться с впечатлением от смерти, случившейся в этой комнате, — тоже.

— Когда-нибудь видели такую жуть, сэр? — спросил новичок, снова облизав губы.

— Насильственная смерть всегда жутковата, — ответил Мортон тоном, рассчитанным на то, чтобы пресечь дальнейшие вопросы.

То же самое он делал весь последний месяц в Бангкоке, в Мехико-Сити, в Дели… Он отправлялся в эти места, имея в запасе не больше, чем какое-то неопределимое нечто — даже сейчас он не мог подыскать этому название, — которое всегда двигало им. Некоторые в прошлом пытались оформить это в некую методику, даже термины придумали — «моделирование ситуаций», «вытаскивание фактов из темноты» и «применение искусства информированной догадки». Все так, но было и еще что-то большее. На самом простом — и самом сложном — уровне это было правом отбросить все правила критического расследования, чтобы извлечь основную истину. Обнаружить, что несколько вполне известных фактов ведут к какой-то отдаленной неясной цели. В данном случае первыми опорными камешками были Бангкок, Мехико и Дели: то, что произошло там, и то, что он выяснил с тех пор, усилило его первоначальные подозрения и подкрепило уверенность: надо действовать, не дожидаясь полной ясности. Первые жертвы доказывали, что он был вправе действовать в диапазоне вероятности — что догадка и готовность совершить прыжок в воображении так же важны, как уже известные факты. Поскольку все вместе подводило к тому самому нечто. Как обычно, он не делился этим ни с кем за пределами своего доверенного круга. Когда он осматривал тела жертв, подвергнутых такому же осквернению, местная полиция тоже пыталась вести расследование. В местах вроде тех почти всегда ожидаешь чего-то подобного. Но здесь, в Вашингтоне?

И случилось это с Рональдом Стампом, который работал на службу Хаммер, а в конечном итоге выпало на его долю. Одно из тех совпадений под названием жизнь-странная-штука? Или Стамп воспользовался своим отпуском для маленького частного разнюхивания? Но он был кабинетным сотрудником из команды Профа. Проф железной рукой правил отделом Психологической оценки и вышвырнул бы Стампа быстрее, чем вы успеете произнести слово «психопрофиль», если б хоть на секунду заподозрил, что тот сходит с дорожки.

Проф говорил, что в случае Стампа речь шла все еще о потенциальных возможностях: Живой ум. Может выявлять уродов быстрее, чем большинство остальных. Но пока еще повинуется сердцу. Еще годик, и мог бы оказаться в Верхнем эшелоне. Наркотики, оружие, отмывание денег. Мог бы вести что-то из этого, а может, и все вместе. Но пока еще нет. Такая утрата… такая утрата. Дэвид, ты думаешь, это как-то связано?

Именно этот вопрос занимал Мортона, пока он стоял в дверях комнаты в мотеле. Те, другие смерти были похожими: то же вмешательство хирургического мастерства; такое же удивленное выражение на лицах жертв. Сходство, быть может, и незначительное, но достаточное, чтобы еще раз убедиться в собственной правоте, хотя он действовал в сфере догадок. Предположения — это способ жить. Он знал, что других иногда шокировало в нем кажущееся отсутствие четкости, как и готовность отрицать очевидное: что убийства были делом рук участников какого-то ритуала или же безумного маньяка с людоедскими наклонностями. Однако он чувствовал, что связь между этими изуверскими убийствами иная, хотя и не мог пока определить, кто именно стоял за ними. Это тоже было частью его нечто — придавать подозрениям такую же значимость, как факту, стремление всегда заполнять пробелы, воссоздавать никем не записанные разговоры, скреплять отдельные детали случившегося жизненными деталями — живописными или, как в случае со Стампом, смертельными. Но все это он тоже держал сейчас при себе — не только из-за природной скрытности, а просто потому, что и это было частью того самого нечто.

Теперь все размышления сформулировались в один-единственный вопрос.

Как случилось, что Стамп оказался в мотеле, на расстоянии пешей прогулки от Белого дома и за полмира от своего компьютера, мертвый и без почек?

Кому они понадобились, ответить было легче: тому же, кому позарез было необходимо сердце, вырванное у педика-француза в отеле Бангкока, печень австралийского бродяги с рюкзачком в той ночлежке в Мехико или глаза респектабельной немецкой туристки, отнятые у нее, когда она осматривала основание индусского храма в Дели. Все были убиты кем-то, достаточно разбиравшимся в анатомии, чтобы знать, как и где резать.

Местные органы правопорядка заявили, что преступления совершены сектантами, обуреваемыми страстью к наиболее жестоким ритуальным убийствам. Они указывали на существование ряда сект в Азии и Центральной Америке, где культивировалось поедание человеческой плоти. Мортон не разделял эту точку зрения. Те убийства не имели никакого отношения к ублажению богов Вуду или жертвам воплощению сатаны. Так же, как и смерть Стампа.

Новичок снова нарушил задумчивость Мортона.

— В академии у нас был семинар по ограблению могил и осквернению мертвых, — сказал он. — За год таких сообщений поступает больше тысячи. Наш лектор говорил, что ни одно из них так и не было доказано. Посмотрел бы теперь на это.