письменным столом Стампа сидел новый сотрудник. Проф не желал оставлять даже временных свободных вакансий, чтоб Битбург часом не превратил их в постоянные.
Мортон ощутил атмосферу ожидания, проходя мимо специалистов, в чьей власти были все приемы создания или снятия психологического давления. Здесь смерть Стампа оставила больший след, чем где бы то ни было. В дальнем конце комнаты он открыл еще одну дверь, миновал обитый сукном тамбур и наконец вошел в кабинет Профа.
Затемненный офис был освещен одной-единственной лампочкой, установленной так, чтобы свет падал только на фигуру человека с бледным лицом в свитере и мешковатых брюках, неподвижно лежавшего на старомодном диване у стены. В спокойной обстановке Профу можно было дать от шестидесяти с небольшим до семидесяти. На самом деле никто лучше него не умел скрывать свой возраст.
— Заходи, заходи, Дэвид. Я слышал, ты наносишь визиты. Это всегда недурная мысль — подобраться поближе к первоисточнику, так сказать.
Мортон улыбнулся. Бормотание напоминало о том, что Проф был просто непревзойденным в своей области. Фрейдист с инстинктом убийцы.
— Ну, давай усаживайся и давай поглядим. Да, да, давай поглядим.
Проф питал слабость к словесным повторам. Это сопровождалось другими эксцентричными штрихами: он одевался как старый пень, работал среди тщательно организованного бедлама, мог долгое время валяться на диване и, как сейчас, похрустывал суставами пальцев за разговором. Но Мортон тут же почувствовал симпатию к его простому языку и привычке к психологически успокаивающей болтовне.
— Убери эти журналы со стула у стены, Дэвид. Устраивайся поудобнее.
Когда Мортон уселся, Проф заговорил снова.
— Расскажи мне, что происходит. Я знаю, что Лестер воюет с этими дисками. Ты не придавай им такого уж большого значения. Но вот это дело с Кроузом и Ромером… Я тут много думал о нем. Да, да, много, очень много.
— Есть какая-то связь?
— Всегда есть какая-то связь, Дэвид. Вопрос в том, чтобы разглядеть ее.
Проф уставился немигающим взглядом на Мортона и выдал ответ, как обычно, без всякого вступления:
— Кроузу первому в мире полностью пересадили прямую кишку. Ромер — лучший иммунолог, который был в Штази. Кроуз исчез из виду на Карибских островах. Ромер с географической точки зрения погиб примерно в том же районе.
Неожиданно легко Проф поднялся с дивана, лицо горело возбуждением. Шагая по комнате, он продолжал говорить:
— Что именно делал Ромер в Эквадоре? Никто не ездит туда в отпуск. Его послала Штази? Необычно. В высшей степени необычно. Ромер был у них в высшем эшелоне. Такие люди не скитаются по Третьему миру.
Визиты сюда всегда заставляли Мортона сосредоточиться.
— Он мог лететь куда-то еще, но самолет разбился. Перед самым своим концом Штази начала операции в Перу и Бразилии.
Проф остановился, посмотрел на него, а потом снова начал вышагивать по комнате.
— Давай пошерстим это еще чуть-чуть, Дэвид. Еще чуть-чуть. Тело Ромера так и не нашли. Знаю, знаю, предполагают, что оно было съедено. Но ключевое слово тут «предполагают». И от него ничего не осталось? Ни единого зуба или пальца? Наши люди умеют творить чудеса с одним-единственным дуплом или отпечатком большого пальца. ЦРУ — тоже. Но здесь не с чем было работать. Совсем не с чем.
Проф остановился у книжной полки и вытащил том. Он быстро отыскал нужную страницу и взглянул на Мортона.
— Это Эшвуд — о поведении хищников. Прошло сто лет, а лучшего никто не написал. — Проф заглянул в текст: — Вот что он пишет. «Хищники, как бы голодны они ни были, всегда оставляют что-то, по чему могут узнать своих жертв». Вот так. Подумай об этом. — Проф закрыл книгу и поставил ее на полку.
Это как игра в шахматы, подумал Мортон и сделал следующий ход:
— Если твоя теория верна, Проф, и Штази обнаружила, что Ромер покидает корабль, они могли подложить бомбу в самолет. Очень похоже на их стиль. И это логически объясняет, почему ничего не осталось для идентификации.
Проф остановился прямо перед Мортоном.
— А чемоданчик Ромера? Разве бомба не уничтожила бы его? Однако в чемоданчике осталось достаточно всего, чтобы ЦРУ возликовало. А когда в Лэнгли сообразили, что не получили почти ничего, след уже остыл. И не было никакого смысла проверять все заново. Совсем никакого. Человек типа Ромера предвидел это. Взгляни на его психологический портрет — умение предвидеть здесь очевидно. Совершенно очевидно.
Мортон кивнул. История с чемоданчиком и раньше вызывала у него подозрения. Теперь он облек в слова свое невысказанное сомнение:
— Проф, ты хочешь сказать, что Ромер жив?
— Почему бы и нет? Это возможно. Вполне возможно.
Они долго молча смотрели друг на друга. Первым заговорил Мортон.
— Тогда, может быть, Кроуз пытался назвать место? Где ему сделали трансплантацию?
Проф поджал губы.
— Все очевидное можешь не принимать в расчет, Дэвид. О том, чтобы искать место, начинающееся с буквы «н», не может быть и речи — и, уж конечно, не надейся отыскать там клинику. Нет, совсем не надейся.
— Я посажу за работу библиотеку, — сказал Мортон, направляясь к двери. Он знал: стоит ему выйти, и Проф снова завалится на свой диван.
Когда он вышел в большую комнату, один из сотрудников поднял голову и кивком подозвал его. Мортон подошел.
— Это поступило, пока вы были у Профа, — пробормотал сотрудник.
На экране светился доклад агентства новостей о том, что тело бывшего шефа КГБ в Западной Германии Бориса Кранского было найдено в номере отеля в Амстердаме. Представитель полиции Дании заявил, что Кранский скончался от сердечного приступа. Не было никаких сведений о том, что он делал в этом городе.
Сняв телефонную трубку, Мортон попросил оператора соединить его с комиссариатом полиции Амстердама. Когда комиссар оказался на проводе, Мортон объяснил причину своего звонка. Комиссар попросил подождать. Через некоторое время он снова взял трубку и сообщил, что тело Кранского кремировано.
Мортон поблагодарил его и повесил трубку. Теперь больше всего на свете ему нужно было поговорить с Анной.
Глава 14
Близился полдень. Олаф Линдман сидел на подушках заднего сиденья лимузина, предоставленного Министерством иностранных дел Швеции для доставки лауреатов Нобелевской премии из Арланды в город. Уже дважды за это утро они с Нилсом и Мартой Гамсун, хорошенькой переводчицей из министерства, съездили в аэропорт и обратно, встретив лауреатов этого года в области литературы и физики. Теперь они ожидали приезда доктора Иосифа Крамера, лауреата Нобелевской премии по медицине.
Он тщательно проверил свою улыбку в зеркале заднего обзора. Эта была Улыбка Самого Радушного Гостеприимства, выработанная им за долгие годы: она сочетала в себе приятность с аккуратно отмеренной дозой уважения, поскольку он давным-давно усвоил, что лауреаты могут стать поразительно нахальны, стоит им почувствовать, что ими недостаточно восхищены. Например, этим утром от него и от Нилса
