работать с большей эффективностью. Идея Дженсена поначалу казалась экстравагантной, но сегодня на нее работают деньги (покупательная способность фондов прямых инвестиций — около 2 триллионов долларов), громкие имена (за последние годы фонды приобрели и сделали непубличными такие компании, как Hertz, Duncan Brands, Universal Orlando, Equity Office Properties Trust, Dominos Pizza, Staples, J. Crew Group, Neiman Marcus, RJR Nabisco и Toys ‘R’ Us) и та солидная респектабельность, что приходит только с настоящим успехом. Джордж Буш-старший, бывший госсекретарь Джеймс Бейкер и бывший британский премьер-министр Джон Мейджор работают советниками в Carlyle Group, одном из самых успешных фондов прямых инвестиций, а бывший губернатор Массачусетса и один из претендентов в кандидаты в президенты США от республиканцев в 2008 году Митт Ромни — один из основателей другого, Bain Capital. Волшебное очарование прибылей, получаемых фондами прямых инвестиций, так велико, что сейчас самые умные и пробивные выпускники бизнес-школ толпами текут не в инвестбанки, а в эти фонды. Не в силах устоять перед запахом таких денег, гиганты вроде Goldman Sachs тоже входят в игру, несмотря на то что в некоторых случаях они оказываются непосредственными конкурентами собственных клиентов.
Если отбросить красивые слова, то цели у фондов прямых инвестиций те же, что у корпоративных рейдеров и королей мусорных облигаций двадцать лет назад: покупать по бросовым ценам неблагополучные компании, реорганизовывать управление, выделять перспективные направления в отдельный бизнес, если есть что выделить, и продавать с огромной прибылью. Майкл Милкен хотел того же самого, но Милкену, в отличие от его современных коллег, приходилось действовать по большей части при ярком свете дня, а превращение публичных компаний в частные освобождает новых владельцев от необходимости раскрывать значительную часть информации, включая масштабы их собственных посягательств на корпоративную кубышку.
Однако красивые слова, похоже, всегда наготове, когда речь идет о частном капитале. Генри Кравис, один из ведущих финансистов нашего времени и, похоже, главный пропагандист фондов прямых инвестиций, любит поговорить о фидуциарной природе приватизированного корпоративного управления. «Посмотрите на все громкие корпоративные скандалы последней четверти века — ни в одном не участвовал фонд прямых инвестиций, — говорил Кравис на конференции фондовых аналитиков, организованной медиакомпанией Dow Jones в 2004 году. — Бывало, что принадлежавшие нам компании банкротились, — от этого никто не застрахован. Но, насколько я знаю, в нашей индустрии не было ни одного случая системных махинаций или злоупотреблений менеджеров. Почему? Потому, убежден я, что мы, как менеджеры- владельцы, создаем и защищаем ценность наших компаний. Индустрии частных инвестиций следует гордиться своим послужным списком».
Кравис заходит так далеко, что предлагает поделить фондовый рынок на две части: в одной будут доминировать частные инвестиции, компании с безукоризненным управлением, менеджеры, с неослабным вниманием блюдущие интересы инвесторов, четкое выполнение фидуциарных обязанностей, а в другой — публичные компании, в которых интересы акционеров подчинены интересам не только менеджеров, но и многих конфликтующих между собой поставщиков услуг, получивших доступ к корпоративным капиталам.
Может, так и будет, но я с трудом представляю, кому менеджеры-владельцы собираются продавать свои доли в столь великолепно управляемых ими компаниях, если публичный рынок придет в упадок, который пророчит Кравис. Как будут оцениваться опционы в закрытом мире частных инвестиций? Как будут начисляться бонусы в отсутствие рыночной цены акции? Если противопоставление между работающим как часы рынком частных инвестиций и раздираемым конфликтами публичным рынком сохранится, разве не придут инвесторы в конце концов к выводу, что все акции на публичном рынке — мусорные?
Такие вопросы заслуживают, я, бы даже сказал, требуют самого тщательного обсуждения — слишком велики последствия для корпоративного контроля и акционерной демократии, чтобы их игнорировать. Но пока — только один, последний в этой главе факт. При всей щедрости совета директоров Coca-Cola ее генеральному директору Роберто Гисуэте понадобилось работать всю жизнь, чтобы стать первым в истории Америки миллиардером из наемных работников. (В действительности два члена совета директоров Coca-Cola независимо друг от друга говорили мне, что совет никогда не обсуждал размер вознаграждения или пенсии Гисуэты. Он сам себе платил.) Эдди Ламперт, чей фонд ESL Investments сколотил состояние, приобретя Kmart, Sears и других слабевших гигантов ритейла, только в 2005 году заработал больше миллиарда долларов, а Джеймс Саймонс, глава Renaissance Technologies Corporation, — 1,7 миллиарда в 2006 году. В этих деньгах, я подозреваю, все и дело. Дело почти всегда в деньгах.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СНОВА ПУЗЫРЬ
И все же есть готовая, работающая модель добросовестного корпоративного управления. Я говорю об инвестиционной компании, которая управляет средствами нескольких фондов, включая пенсионный фонд с активами более 80 миллиардов долларов. В ней есть подразделение, в котором работает около 40 человек, можно сказать, небольшая армия, чья единственная задача — при оценке инвестиционной привлекательности компаний анализировать качество корпоративного управления. Среди объектов анализа — долгосрочная стратегия компании. Учитывает ли руководство вопросы экологии, здравоохранения, какие отношения выстраивает с обществом?
Такой подход к инвестициям смахивает на донкихотство. Не без того. Но идеализм этих донкихотов — просвещенный. Они понимают, что, если сегодня замалчивать проблемы загрязнения окружающей среды, использования энергоресурсов, завтра эти проблемы могут вылиться в пятно на репутации и серьезнейшие убытки. Больше того, эта форма донкихотства приносит результаты: инвесткомпания, о которой я говорю, год за годом демонстрирует доходность выше соответствующих индексов.
Еще одно разительное отличие этой компании от большинства конкурентов: не только вся годовая прибыль поступает на пенсионные счета, но и рост стоимости самой управляющей компании (в том случае, если она будет продана или актуарии оценят ее рыночную стоимость как непубличной компании) считается активом пенсионного фонда, что служит дополнительной гарантией для бенефициаров.
Эта компания зарабатывает большие деньги, ее доходам от инвестиций завидуют другие участники рынка, и при этом у нее есть сердце. И принципы, которые ставят рост благосостояния вкладчиков выше роста благосостояния управляющих.
Я говорю о компании Hermes Investment Management. Hermes, в свою очередь, принадлежит пенсионному фонду British Telephone Pension System, который контролируют представители как профсоюза, так и менеджмента British Telephone. (Когда двадцать лет назад British Telephone была приватизирована, Hermes вместе с ней перешла к частным владельцам.)
Что делает Hermes такой особенной? В определенной степени — культура страны. Британцам так же не чужда любовь к деньгам, как любому другому народу, но, в общем, там считается моветоном, если генеральный директор прет к деньгам как танк. «Эти янки… что с них взять», — любят ввернуть британцы в светской беседе и, хотя они могут завидовать банковским счетам Ли Реймонда или Боба Нарделли, открыто подражать им не хотят.
Опять же британские законы защищают права акционеров так, как в Соединенных Штатах никому и не снилось. По британскому закону «О компаниях» (последние поправки в него были внесены в 2006 году) зарегистрированные в стране публичные компании обязаны созывать внеочередное собрание, если этого потребуют 10 процентов акционеров, а акционеры могут в любое время сместить директора простым большинством голосов. Аналогичные законы действуют практически во всех развитых странах — еще одно печальное отличие США от остального мира, когда речь идет о корпоративном управлении.
Выступая 8 марта 2007 года перед комитетом по финансовым услугам палаты представителей, президент «Круглого стола бизнеса» Джон Кастеллани объявил британскую практику корпоративного контроля абсолютно неприемлемой для Соединенных Штатов, ссылаясь на примат законодательства штата над федеральным законодательством, больший процент «независимых» директоров в американских советах директоров и требование NYSE о наличии в зарегистрированных на бирже компаниях «механизма, посредством которого акционеры могут поддерживать связь с директорами и извещать их о своем мнении
