сегодня значат больше, чем для современников Брандейса.
В историю 1990-е и начало 2000-х годов войдут как время, когда главы публичных корпораций Америки положили себе в карман триллион долларов, принадлежавших акционерам, или 10 процентов от рыночной стоимости всех акций, торговавшихся на биржах. Должно быть, это самое большое когда-либо зафиксированное перемещение богатства в мирное время и совершить его позволили махинации, сопоставимые с воровством, и снисходительность регулятивных органов, сопоставимая с преступной халатностью. Тяжело и позорно признавать: мы видели, как это перемещение готовится, наблюдали, как оно происходит, подсчитывали наши прибыли и ничего не предпринимали, пока не стало слишком поздно. Если этот урок ничему нас не научит, позорней будет вдвойне.
История человечества свидетельствует, что жизнеспособные общества характеризуются информированным и активным участием граждан в управлении. Идеологема демократии покоится на легитимизации государственной власти посредством согласия общества. Корпорации устроены проще, чем государства: обязательства участников друг перед другом определяются особыми правилами. Владельцы являются конечными получателями активов корпорации после исполнения всех договорных обязательств. Таким образом, у них есть стимул обеспечивать наличие адекватной собственности, компенсирующей их инвестиции и риски. Однако лишь некоторые из миллионов акционеров большой корпорации находятся в положении, которое позволяет им участвовать в управлении с целью увеличения акционерной стоимости компании. Потому на этих немногих и выпадает обязанность исправлять злоупотребления нынешних имперских корпораций и тем самым обеспечивать здоровую акционерную культуру.
Фонд Гарвардского университета (я выбрал его в качестве примера крупного институционального инвестора, поскольку с его работой я знаком лучше всего и десятилетиями пытался вести диалог с его руководством) — весьма солидный владелец акций крупных компаний. Его президент и правление создали первую и, вероятно, самую успешную целевую инвестиционную компанию, Harvard Management Company, чтобы максимизировать долговременную стоимость своих активов. Harvard Management — конкурентоспособный игрок на поле управления активами и платит своим профессионалам-сотрудникам зарплаты мирового уровня. Через свою управляющую компанию Гарвард стал совладельцем огромного числа предприятий, чье коллективное функционирование заметно влияет на жизнь планеты. Какова, в таком случае, степень ответственности Гарварда как владельца? Что фонд делает сейчас? Обеспечивает ли оптимальную стоимость? Что следует предпринять в перспективе? Не лучше ли было часть денег, выплаченных Harvard Management Company за то, что она показывает всем пример грамотного инвестирования, использовать для оплаты команды специалистов, сосредоточившихся на вопросах корпоративного управления и других методах акционерного активизма, которые одновременно защищают и увеличивают собственные средства фонда?
Эти вопросы носят для эндаумента далеко не академический характер. Корпорации и другие институты не функционируют обособленно. Их взаимосвязи с обществом нельзя четко определить ни практически, ни теоретически. Фонд Гарвардского университета имеет огромный практический опыт по увеличению стоимости своих активов. Найдутся ли убедительные возражения против того, чтобы фонд взял на себя ответственность за какие-то последствия своих инвестиций? Если университет не принимает ответственности за то, что в конце концов делает его богатым, если не понимает, что без заботы об акционерной культуре нельзя «быть жадным в перспективе», — значит, университет, его фонд и его управляющие оставляют нерешенные проблемы гнить, пока это гниение не отравит все общество. Эндаумент Гарвардского университета, Фонд Гейтсов и другие фонды должны понять, что живут не в башне из слоновой кости, а в реальном мире, которому дорого обходится деятельность корпораций, в мире, где ответственность — не вопрос выбора, а необходимость. Если лучшие из лучших не займут решительную позицию, то кто же? И если они этого не сделают, заслуживают ли они права называться лучшими из лучших?
С владением материальным имуществом все более-менее понятно. Права и ответственность за пользование им уравновешены: когда ваша лошадь пала, вам приходится избавляться от останков. Когда имущество дематериализовано в акциях — или, в новые времена, байтах компьютерной информации, обозначающих владение акциями, понятие собственности становится расплывчатым. Еще более расплывчатой становится ответственность, когда она влечет за собой риск и расходы, которые могут не компенсироваться ростом стоимости. Помножьте это на последствия владения акциями компаний, чей успех зависит от готовности рисковать компаниями, сама природа которых требует минимизации риска (пенсионными фондами, например), и вы легко представите себе конфликт интересов, от которого голова идет кругом. Тот факт, что ни исполнительная, ни судебная власть не контролируют соблюдение фидуциарных обязательств, делает ситуацию еще более мутной. То, что некоторые известные судьи склонны согласиться с точкой зрения Дугласа Гинсбурга — «законы следует соблюдать, когда это экономически выгодно», вызывает сомнения в том, что суды вообще намереваются требовать соблюдения существующего законодательства о доверительной собственности.
Учитывая все вышесказанное и не только, бывший декан юридического факультета Стэнфордского университета Бейлис Мэннинг как-то придумал модель новой корпорации без владельцев, где конфликт интересов между менеджментом и рудиментарными собственниками разрешался бы в некоем туманно определенном арбитражном процессе.
Экономисты, менее склонные к полетам фантазии, давно настаивали, что возможность враждебного поглощения — необходимый механизм обеспечения эффективного управления компанией в интересах собственников и общества. Жесткая реальность, однако, такова, что оздоровляющий результат враждебных поглощений в лучшем случае минимален. Корпоративное управление дискредитировано, присвоение денег зашло слишком далеко, и вопрос не в том, саморегулируется ли нынешнее болото или сможет ли работать сказочная бесхозная корпорация. Вопрос в том, согласится ли общество с тем, что передача денег в доверительное управление не требует законодательного обеспечения фидуциарных обязанностей.
Интересы корпораций и общественное благо не удастся увязать в свободном обществе, пока не будет разработана система ответственности, в которой честным, полным и эффективным образом распределяются затраты и выгоды. Законы должны основываться на полной и точной информации, махинации с финансовой отчетностью должны стать невозможными, надзор — открытым и беспрепятственным. Ассоциации владельцев скаковых лошадей с трудом ладят друг с другом, но, когда доходит до скачек, единодушно соглашаются с необходимостью допинг-контроля. Было бы не просто печально, но губительно для демократического общества, если бы «сильные и благородные» в организациях с мировым именем не сумели сделать то же для корпораций, в которые вкладывают деньги.
Вот перекресток, на котором мы сейчас очутились. Гарвард, Фонд Гейтсов и другие фонды стоят перед выбором: либо исполнять свои обязательства, либо предпочесть бездействовать и тем поставить под угрозу существование величайшего производителя богатства в истории — бизнес-корпорацию. Они могут либо навести порядок на пастбище, где сами нагуляли столько чудесного жира, либо продолжать его эксплуатировать, пока там хоть что-то растет.
Фонд Гарвардского университета, Фонд Гейтсов и другие могут принять точку зрения современной корпократии и согласиться с тем, что фидуциарные отношения — пустой звук; что статус «юридического лица» корпораций позволяет им не считаться с регуляторами и законодателями; что практически во всех финансовых конгломератах, использующих схемы доверительного управления собственностью, фидуциар больше ценит свои отношения с компанией, чьи ценные бумаги держит, чем с бенефициарами, чьи интересы он должен защищать по закону. Или же, не становясь прямо на сторону корпократии, они могут продолжать игнорировать проблему. Так или иначе, в проигрыше окажутся простые акционеры, на чью долю останутся крошки после того, как акционерную стоимость растащат на выплаты, вознаграждения, бонусы, опционы и прочие хитроумные механизмы, с помощью которых американские богачи становятся еще богаче.
Это решающий выбор. Сильные и благородные, поборники образованности и добросовестности, филантропы могут и в своей инвестиционной политике быть такими же просвещенными лидерами, какими они являются в других сферах своей деятельности, либо могут по-прежнему закрывать глаза на гниль в сердце системы, что их поддерживает. Лучше, чем великий еврейский философ Маймонид, не скажешь: «Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда?»
