и хотел уйти, словно в искупление. Поэтому ребенку было легче подойти к матери — намного легче, чем к отцу. Это было видно.
Когда я провожу такую расстановку и если она проходит так же сосредоточенно, как было здесь, то можно исходить из того, что те, кто здесь говорит, отражают чувства реальных лиц. Что они чувствуют, что у них происходит. Не то чтобы это можно было теперь проверить научно. Да и зачем? С помощью этих высказываний мы находим решение. Для нее теперь есть решение. Теперь у нее в сердце совсем другой образ матери и отца, приемных родителей и себя самой. Поскольку теперь она носит в душе этот другой образ, она стала другой. И те лица, с которыми она теперь вступает в контакт, например, приемная мать или приемный отец, или если она придет к своим родным родителям, будут другими. Это целая система, в которой все взаимосвязано, и если один просто стал другим, они все с любовью меняются вместе с ним. Противиться этому они никакие могут.
Б. X.: Хорошо. Если у вас есть вопросы, можете задавать.
Участница: Я была бы очень благодарна, если бы мы могли немного подробнее рассмотреть роль родного отца. Во-первых, я не все смогла расслышать. Во-вторых, мне кажется, тут что-то есть. Я тут не уследила. В этом месте для меня все было слишком быстро, а я бы очень хотела это понять.
Б. X: По той динамике, которая здесь разворачивалась, у меня сложилось впечатление, что он не хотел иметь с этим ничего общего, потому что чувствует себя виноватым. Поэтому он и хотел уйти. Поскольку это будет для него очень тяжелый груз. Я «списал его со счета». Я списал его внутренне в том смысле, что как отец он свои права потерял.
Если кто-то отдает своего ребенка, он, по сути, теряет свои права как отец или мать. Но все же и в этом случае решение иногда еще есть. Мать тоже не решалась повернуться кребенку, поскольку чувствовала себя виноватой.
Участница: Просто это тоже было так быстро.
Б. X.: В таких вещах невозможно быть достаточно быстрым. Только когда ребенок сказал: «Я принимаю тебя как мою мать», мать почувствовала к себе уважение, сумела преодолеть свою вину и повернуться к ребенку.
С отцом я не надеялся, что это получится. Но когда она попросила его о благословении, его сердце растаяло, и контакт стал возможен. Потому что тогда вина, так сказать, ушла. Всегда, когда приходит любовь, вина исчезает. Тогда она смогла подойти, а я смог подвести его. Так что вот такая была динамика.
Участник: У меня тоже вопрос по поводу отца. Вы сказали, что он отворачивается, может быть, из-за своей вины, потому что он, возможно, отдал ребенка на удочерение или отказался от него. А не может ли быть так, что он отворачивается, поскольку связан в своей родительской семье, и тогда ребенку нужно это принять. И что тогда действительности будет больше соответствовать, если он в конце так и останется стоять отвернувшись, чем если он будет стоять с ними, и не будет видно той реальности, что он, возможно, хочет уйти из-за чего-то другого, чего здесь увидеть нельзя, но что, возможно, нужно принять как реальность.
Б. X.: Я смотрю здесь только на передний план. Потому что, каким бы ни было переплетение отца, он должен нести ответственность за свои действия. Переплетение не освобождает его ни от вины, ни от ответственности за свои поступки. Мы можем это понять, но ответственность остается на нем. Поэтому в подобной ситуации нельзя пытаться его освободить. Поскольку, если так сделать, это лишит его достоинства. В принципе он ведь тоже был здесь ребенком. Его чувство - это ведь чувство детское. И тем не менее как отец, он должен отвечать за свой поступок, и я не вправе идти ему тут навстречу.
Но если бы он сейчас был у меня, я бы прошел с ним динамику. Но если делать это здесь, это отвлекло бы от главного персонажа. Тогда он стал бы центром внимания, а ребенок, о котором на самом деле идет речь, оказался бы отодвинут на край. Поэтому здесь необходима иерархия действий.
Участник: Я не имел в виду, что здесь будет что-то сделано с переплетением в его родительской семье, поскольку работа идет все-таки с клиенткой. Но то, что он отворачивается, поскольку не способен взять на себя роль отца и ответственность, может быть, больше соответствует действительности, чем когда его включают в образ.
Б. X.: Я задам вам один вопрос. У кого больше места в вашем сердце? У отца или дочери? Это важный вопрос. Для терапии важно, чтобы я в первую очередь дал место самому «тяжелораненому», то есть чаще всего ребенку. Ребенку я даю место, а взрослых призываю к ответу, так сказать, каким бы ни было их переплетение. Но если они приходят ко мне — уже отдельно, я тоже принимаю их как ребенка. Но здесь, в этой ситуации, я считаю, что отец должен быть отцом, каким бы ни было его переплетение, а мать должна быть матерью, каким бы ни было ее переплетение.
Это очень распространенная позиция, даже среди терапевтов и служб по делам молодежи, — они скорее становятся на сторону больших. Они спрашивают: «Как чувствует себя мать? Как можно ей помочь? Ах, бедная мать не может сейчас растить своего ребенка». И тогда с матерью обращаются как с ребенком, а с ребенком — как с какой-то массой, которой можно распоряжаться.
Я поступаю иначе. Я поддерживаю ребенка и требую, чтобы каждый взял на себя свою ответственность. Я ищу решение, в котором груз перекладывается на взрослых, а ребенок от него освобождается.
Участник: В принципе с этим мне понятно. Может быть, я не очень ясно выразился. Ребенок уже в моем поле зрения. Может быть, я сформулирую вопрос по-другому. Не лучше ли для ребенка видеть действительность — то, что его отец отворачивается, поскольку слишком сильно переплетен?
Б. X.: Нет. Иначе ребенок превратится в родителей. Тогда ребенку приходится понимать, приходится вести себя как взрослому, а отец вправе вести себя как ребенок. Это нарушение порядка.
Как наша семья превращается в опекунскую? Семейная расстановка претендентами на опекунство.
Ахим Ковальчик
Попечение и воспитание являются естественным правом родителей и их первоочередным долгом.
Если существуют основные права, то... (это) право ребенка на своих родителей и свой род.
Социальное попечение о несовершеннолетних и опекунство
Наблюдаемое в последние годы увеличение числа случаев помещения детей в опекунские семьи вместо стационарных социально-педагогических учреждений является не результатом эмпирических социологических исследований, а скорее реакцией на ограниченность социальных бюджетов, в том числе в сфере попечения о несовершеннолетних. Управления по делам молодежи все чаще ищут опекунские семьи, чтобы при необходимости не нужно было помещать ребенка в приют, но также для того, чтобы иметь возможность передавать детей и подростков из приютов в опекунские семьи. Так, службы опеки вербуют все больше родителей, желающих принять к себе ребенка на короткий, средний или длительный срок, и проводят усиленную агитацию, например, Служба молодежи и семьи города Вены, уже и в Интернете.
Дилемма совместимости биологического и социального родительства.
В работе с опекунскими семьями постоянно возникает тема поля напряжения между «родными родителями», с одной стороны, и «приемными родителями» — с другой. Как правило, для родных родителей неудача в выполнении своей функции является болезненным поражением, которое нужно как-то переварить. Что касается приемных родителей, то у них нередко обнаруживается недостаток компетентности в том, как обходиться с реальностью родных родителей. Родные родители часто табуизируются, обесцениваются и рассматриваются ими как враги, которые, однако, могут нанести болезненную потерю, забрав ребенка обратно. Чтобы избежать этих почти обязательно возникающих тягостных чувств или отогнать их, существует столь часто встречающийся феномен обесценивания и
