уже начали показывать свои первые результаты, но нужен был резерв. План 'Б' – на случай, если идея с частником провалится.
По идее, должна сыграть французская карта. Де Голль сломался под грузом неоспоримых доводов и согласился на сотрудничество. Пусть не столь широко, как ему предлагалось – но тем не менее…
Впрочем, здесь победа была запланирована. Слишком многое Союз бросил на весы. Генерал пришел к власти вместе с левыми силами, как и когда-то в сорок седьмом, но теперь, в отличие от того раза, избавиться от социалистов ему будет непросто – урок те выучили хорошенько и вот так просто себя из правительства устранить не дадут. Да и Старик подергал за свои ниточки. Плюс Алжир, высасывающий из Франции все силы…
Но имелись, конечно, и другие достижения – такие, какими та же Америка похвастаться не в состоянии. Они даже свой собственный спутник все никак не запустят. А ведь на дворе уже лето пятьдесят седьмого, больше года прошло с момента первого советского запуска. И сколько их было уже после этого?
Сейчас Королев вплотную занялся вопросом человека в космическом пространстве – по плану полет должен состояться в пятьдесят девятом году. И если 'Спутник' вызвал столь резкое увеличение влияния, то что произойдет после появления в Космосе советского гражданина?
А еще электроника. Здесь с США был паритет – но что-то подсказывало Драгомирову, что именно на здоровенные считающие ящики надо делать ставку. Где-то в подкорке витала мысль, что рано или поздно они станут меньше – и при этом мощнее. А потом еще и еще. И любимый принцип: 'Если работа может быть сделана машиной – она должна быть сделана машиной!' – получал здесь совершенно новые горизонты.
И пусть мысли эти были еще пока не оформлены – стоило отдать им должное.
Но как бы то ни было, чем дольше Богдан раздумывал над работами теоретиков и имеющейся статистикой, тем больше склонялся к мысли, что социализмом в стране Советов пока что даже и не пахнет. Ибо его характерной чертой должно быть резкое превосходство в производительности труда над капитализмом. Чего, к сожалению, не наблюдалось.
Но почему? Ведь все же делается согласно теории…
Богдану казалось, что он нащупал ответ. Дело было в 'базисном классе' – новом классе, должном изменить существующий порядок вещей.
Ведь давайте посмотрим в историю. Рабовладельчество – феодализм – капитализм – социализм. Именно так должно развиваться общество. И что мы видим? Два противостоящих класса – рабы и их хозяева. Система рухнула под ударами варваров – третьего класса, напрямую в противостоянии не участвующего. Или вспомним феодализм – дворяне и крестьяне. Система рухнула из-за буржуазии – снова класс извне. Капитализм знаменовался борьбой пролетариата и буржуазии – и тоже должен был рухнуть от третьего класса. Но рухнул от пролетариата, бывшего одной из сторон конфликта. Налицо нарушение тенденции. Может, поэтому полноценного перехода в социализм и не произошло? Поскольку власть взята одним из прежних классов, а не каким-то новым?
Но каким он должен быть, этот третий, неизвестный класс?
Быть может, этот третий класс – технократы? Ученые, инженеры, конструкторы? Те, кто жизненной стезей выбрал путь знания, путь рациональности и логики?
Ведь машина, делающая за человека работу, все больше и больше будет снижать потребность в физическом труде. Рано или поздно – и, судя по развитию науки и техники, скорее рано – физический труд станет не нужен. Совсем. В отличие от труда умственного. Но как же тогда миллионы рабочих? Миллионы крестьян и колхозников?
И тут вдруг получаем революционную, по сути, ситуацию. Нехорошо.
Поэтому вводить автоматизацию следует не торопясь, постепенно наращивая темпы. Сначала только на критичных производствах стратегического характера. И идти по иерархии вниз.
Это даст Советскому Союзу время, дабы подготовить рабочих и крестьян к изменяющейся ситуации. Плюс подтянется материальная база. И люди.
Ведь машинам нужны наладчики и ремонтники. Да и сам станок резать не будет – нужны проектировщики, которые разработают технический процесс обработки. В классической теории коммунизма, если упростить, физический и рутинный труд выполняют машины, а человеку остаются творчество и наука – вот в каком направлении и следует двигаться.
И ведь если подумать, то стратегически это правильно. Чем больший процент операций могут выполнять машины, тем ближе тот самый момент, когда они смогут делать вообще все – от добычи ископаемых и выплавки металла вплоть до проектирования и изготовления изделия.
Хотя пока что это фантазии, конечно. Самые настоящие. Но когда-то и '20000 лье под водой' Жюля Верна казались – да и были, что уж там говорить – самой настоящей фантастикой. Прошло не так много времени – и вот океаны бороздят уже атомные субмарины. Когда-нибудь эти фантазии воплотятся в жизнь – и жизнь изменится. Изменится потому, что такая индустрия сможет сама по себе наращивать производственную мощность. И если она неограниченна, произвести можно все что угодно в любых количествах. А это значит, 'каждому по потребности' станет реальностью.
Вот, собственно, подошли и к главному вопросу. Человек. Если у него будет все – еда, машины, драгоценности, одежда, дом, все что угодно – будет ли он совершенствоваться? Станет ли заниматься творчеством, наукой, исследованиями, придумывать что-то новое?
Ответ прост: подавляющее большинство нынешних людей – нет!
И с такой точки зрения становится очевидным, что главная проблема в построении коммунизма лежит все же не в плоскости производственных отношений. А в плоскости человеческого сознания. Именно оно является определяющим. Ибо когда-нибудь производственные проблемы решатся – производительность труда растет, наука стремительно развивается… Но без правильного человека, человека нового, мыслящего по-другому – коммунизм не наступит. Никогда.
— Пора начинать писать научную работу, — усмехнулся своему отражению в оконном стекле генеральный секретарь. — А то у товарища Сталина сколько трудов, у товарища Ленина, у многих других партийных товарищей. Один я с десятком статей, из которых половина – по тактике воздушного боя. Нет, действительно – пора. Вот прямо сейчас и начнем. Надо уже бронзоветь, да.
Но настроение и правда отвратительное. Надо себя отвлечь, что ли. Сходить в театр? Или… действительно, а почему бы не устроить свидание? С той же самой Аленой? Хорошая девушка.
'Да, так, наверное, и поступим. Живет она вместе с двоюродной сестрой у тетки, даже адрес помню', — Богдану вспомнилась последняя встреча с девушкой. Или, точнее девушками – в тот раз они прогуливались по набережной втроем, и генеральный секретарь угощал студенток мороженым.
Дарья, двоюродная сестра Алены, тоже была очень даже симпатична, хотя и выглядела диаметрально противоположно высокой блондинке. Миниатюрная брюнетка, она говорила не слишком много и даже улыбалась как-то смущенно – в отличие от бойкой Лены, не боящейся громко смеяться и засыпать Богдана градом вопросов.
Драгомиров вдруг поймал себя на мысли, что пытается понять, кто же ему больше по душе. Хохотушка Алена? Скромница Дарья?
— Отставить думать, полковник! — настроение генсека заметно поднялось. Отражение в стекле хитро подмигнуло своему хозяину. — Почему бы не заехать к красавицам в гости и не оценить вопрос на месте? В конце концов, человек я или нет?
— Отвратительно, — сенатор Джозеф Рэймонд Маккарти, расположившийся в глубоком кресле, стоявшем в роскошной гостиной его дома в Вирджинии, раздраженно швырнул журнал на столик. — Очередной пропагандистский ход.
Сенатор был раздражен – и это и неудивительно. После тяжелой автомобильной аварии, в которую он попал в самом конце пятьдесят третьего года, прошло уже немало времени, и его имидж 'пострадавшего от коммунистов' все больше тускнел. А теперь, помимо всего, основателю маккартизма во внутренней политике США приходилось еще и наблюдать за восхождением ярчайшей политической звезды на мировом небосклоне.
Статья в 'Тайм' была посвящена Богдану Драгомирову. Молодой лидер Советов, говорящий о мире во
