Они никогда не обижали меня. И тоже, как мы, не любили милицию. Ругали по-всякому.
— А твой отец разве не понял, кто они?
— Потом уже догадываться стал. Да и попробуй их пойми, отличи от начальников, если они одеты во все такое, чего не только у вас, ни у кого нет. Вот вас по одежде кем назовешь? От вас хорошей жратвой не пахнет. Сразу видно, что мясо редко едите, а картошку в вашем доме на дешевом жирке жарят. У них такого нет. Только на масле, на сливочном. И мяса сколько хочешь, и колбаса любая. А у вас даже носовой платок при себе не всегда есть. А если имеется, то один на всю неделю. И носки на пятках — штопаные. Галстук дешевый. Шарф плохонький. А шапка — совсем старая, облезлая. Значит, мало получаете. Живете скудно. Они — совсем иначе. У них, если надо, так оденутся, никто не сравнится.
— И кто ж все-таки эти двое?
— Они были. Теперь их нет. Зачем про покойников плохо говорить? Воры, когда милиционера убьют, не обзывают его. Живого — по-всякому. Зачем хуже их становиться? Нет их. Надо прощать — так говорят законники. Эти мне плохого не сделали, — шмыгнул Борька носом.
— Ну, а те, кого вчера поймали, ты их знаешь, кто они?
— Берегитесь. Злые кенты. Их и в «малине» часто трясли. Свои. За жадность. Много с ними мучиться будете. Но все равно сбегут. Из зоны… Они много раз линяли. Никогда до конца не тянули ходки.
— А почему «малина» бросилась их выручать, мало воров осталось?
— У них мало не будет. Кто знает, с чего их хотели отнять? Но и вам их не удержать. Ни за что. Их никто не мог поймать. Только в молодости.
— А за что «малина» обоих выручить хотела?
— Каждый деньги приносит. Эти тоже. Слышал, самыми удачливыми были.
— Почему грозили тебе?
— За то, что у вас работаю, — отвернулся Борька к окну.
— Ты же не фартовый!
— Зато меня законники держали. Всю семью нашу. Помогали. Вот и пригрозили.
— А что могут сделать вам?
— Избить. Вот и все. Хотя смотря кто придет. Может, вовсе обойдется, если всех переловите.
— Сколько воров осталось у Медведя?.
— Думаете, я знаю? Кто мне такое скажет? Сами фартовые точно не знают. Только пахан. Но он скорее умрет, чем разговаривать станет с вами.
— Такой гордый?
— Ему закон не велит.
— Среди вчерашних и сегодняшних Медведя не было?
— Вам его никогда не поймать!
— Это почему? — удивился Коломиец.
— Он умный.
— Ты его знаешь? Знаком с ним?
— Нет. Кто я такой, чтобы пахан законников меня знал? И я его не видел никогда. А вот от фартовых слышал иногда. Боятся они его. Говорят, сущий медведь. И сила, какой у зверя нет! А уж если кто до зла доведет, не обрадуется ничему. Говорят, он самый честный, фартует по правде. Он одного фартового замордовать отдал за то, что тот у старухи отнял что-то. У него на разборках — все мандражируют. Будто он — сущий царь. Ну, а я не знаю его. Только по словам…
— Почему не уверен, что ни вчера, ни сегодня нам не попался?
— Потому что вы живой! Если б Медведь! О-о-о! Да от милиции законники давно бы пылинки не оставили! И от вас запах один! Это точно! Да кто сумеет Медведя поймать? Такой еще не родился! Один хвалился силой. Пахан, рассказывали, ласково с ним поздоровался. За руку. Раздробил все кости. Был вор. Стал ханыга. Фартовать не смог. Совсем клешня в порошок рассыпалась. Отсохла вовсе. С тех пор никто перед ним не хвалится. Боятся, что ненароком по голове погладит, тыква и отвалится. Не то что дышать, думать, бухать нечем станет.
— И все ж многое им удалось. С тобой. Не только говорить на их языке научился, но и думать одинаково. Но ничего. Поверь, на всякого Медведя есть западня, свой капкан и охотник. До поры пусть гуляет. Пробьет и его час, — нахмурился Коломиец.
— Только вы не ходите ловить Медведя! — вскинулся мальчишка.
— Почему?
— Не надо! Пожалейте своего Сашку! Трудно сиротствовать. Поберегите себя…
— Ты вчера кому передал просьбу фартовых? — перебил Коломиец.
— Одноглазой. Как и велели…
— У нее был кто-нибудь?
— Не знаю. Меня в комнату не пускают. Я ей в коридоре сказал. И тут же обратно.
— Ты фартовые хазы знаешь?
— Они их всегда меняют. Каждый день. Ни в одной не задерживаются.
— А Любка? Одноглазая?
— Та дома не сидит. Это случайность, что вчера она на месте была. Пьянствует в пивбаре. С ханыгами. Я и думал, если дома не найду, туда пойти.
— Что ж толку с пьяной говорить? — не поверил Коломиец.
— Мое дело — сказать. Дальше — с нее спрос. Она бы трепыхалась, если бы память посеяла.
— А вчера она трезвой была?
— Она трезвой не бывает. Никогда! Я ее всегда бухой вижу, с мокрым хвостом.
— Где она живет?
— Напротив сапожной будки.
— Не знаешь, работает?
— Да кто ее возьмет? Она без просыпу.
И только хотел следователь спросить мальчишку о кличках взятых вчера налетчиков, как зазвонил телефон.
Следователь узнал голос патологоанатома, тот говорил в неприсущем для него растерянном тоне:
— Понимаешь, Владимир Иванович, странное что-то случилось! Нет! Это, и вправду, черт знает что!
— Скажи толком. Успокойся, — попросил Коломиец.
— Понимаешь, у меня бывали случаи, два за всю жизнь, когда привезли ко мне ханыг зимою, посчитав замерзшими насмерть. А они в морге отогрелись и ожили к утру. Последний такой казус пять лет назад был. Но сегодня… Привезли твои ребята двоих мужиков. Один — от явного удушения умер. У второго вместо черепа — одни осколки. Я решил ими после обеда заняться. А вернулся — их нет… Оба исчезли. Не пойму как. Замки на месте. Решетки целы. Не тронуты. А покойники сбежали. Будто на собственные поминки. Это не ты, часом, эту хохму подкинул мне? — спрашивал Волков.
Перекрыв мембрану рукой, Коломиец отпустил Борьку. И когда тот вышел из кабинета, сказал патологоанатому, чтобы тот никуда не уходил, что сейчас выезжает в морг.
Предупредив Пономареву о случившемся, следователь сел в машину и через десяток минут приехал в морг. Там уже была следователь прокуратуры.
— Когда вы уходили на перерыв, никого возле морга не приметили? — спросила Пономарева.
— Да никого. Абсолютно! Разве только баба пьяная. По ошибке забрела. Я как сказал ей, куда приперлась, она так и упала. Личностью в лужу! Задней…
— Я о подозрительных спрашиваю, ханыги не в счет! — оборвала резко Пономарева и добавила: — Не вижу причин для смеха.
— А женщина эта, случайно, не была одноглазой? — спросил Коломиец.
— Да. Точно. Второй глаз, видно, с перепугу потеряла, — пришел в себя Волков, окончательно успокоившись.
— Так вот кто это была! — встал Коломиец и начал внимательно осматривать морг.
— Уж не думаете ли вы, коллега, что женщина, да еще пьяная, украла обоих мертвецов? Зачем они
