до них раньше нас. Мы наслаждались плодами, завезенными с востока и запада людьми, преодолевшими огромные расстояния и мучительные болезни. Ведь до появления человека на островах Полинезии не росло ничего съедобного, кроме разве что орехов.
Если и есть рай на земле, то мы нашли его в долине Омоа, и никто не мешал нам поселиться гам. Мы обнаружили высокую плиту из массивных каменных блоков — «паэ-паэ». Подобные конструкции виднелись в долине то там, то здесь. Когда-то на них ставили хижины из пальмовых листьев, чтобы их не заливало во время сезона дождей. Рядом с нашим «паэ-паэ» протекал ручей с холодной, кристально чистой водой. Ручей впадал в речушку, кишащую рыбой. Некогда здесь жила последняя королева острова — так утверждали ее соплеменники, пережившие свою властительницу и перебравшиеся в крошечную деревушку на берегу океана. На этой-то платформе мы и построили дом из бамбуковых стеблей под пальмовой крышей и с видом на этот рай. Мы поселились в своем райском саду.
Но в настоящем райском саду, скорее всего, не было москитов, если конечно не москиты изгнали из рая Адама и Еву. Когда начался сезон дождей, эти мерзкие насекомые выкурили нас из джунглей. До этого на протяжении многих недель мы бродили по своей долине нагие и босые. Единственными четвероногими зверьми были ящерицы и небольшие фруктовые крысы да еще кое-какие одичавшие домашние животные. Никаких змей. Семейство ядовитых насекомых представляли огромные жуки, жившие под камнями и никогда не проявлявшие агрессивных намерений — за исключением одного-единственного случая, когда пьяный и злобный туземец по прозвищу Наполеон спрятал несколько штук посреди банановых листьев, служивших нам постелью. Он рассчитывал, что Бог католических священников будет благодарен тому, кто избавит округу от двух протестантов.
Но начался сезон дождей, и с ним пришли полчища москитов. Это был конец рая. Мы чесались, скреблись и быстро сходили с ума. Вид Лив, с воплями и стонами катающейся по полу нашей бамбуковой хижины под толстым слоем москитов, окончательно убедил меня — наш рай превратился в ад. Я никогда не видел, чтобы она пугалась, не слышал от нее ни единого слова жалобы, но отсюда надо было бежать. В наши дни в раю на островах Южных морей можно выжить только при наличии противомоскитной сетки. Добрый сборщик копры из деревни выручил нас такой сеткой. Единственный полукровка среди островитян, он был сыном Греле, друга Поля Гогена, жившего на острове в начале века.
Но не только москиты выжили нас из рая. Мы знали, что рано или поздно не убережемся от филарии — ужасного червяка, вызывающего слоновью болезнь. В деревне у каждого десятого были либо руки толщиной с ляжку, либо ноги как колонны. Проказа тоже свирепствовала вдоль побережья, и, разумеется, ни о врачах, ни о больницах никто здесь и не слышал. Жизнь стала совершенно невыносимой, когда у Лив на ногах образовались огромные нарывы — по-местному «фе-фе», — которые лопались и превращались в незаживающие язвы. Мы бежали из джунглей и обосновались в прибрежной части долины Оуиа, с подветренной стороны острова, куда дувшие со стороны Южной Америки ветра приносили мелкие белые облака. Постоянный восточный ветер загнал насекомых обратно в леса, и на несколько чудесных недель мы снова вернулись в рай.
Занятно, но именно островитяне отговаривали нас переезжать на подветренную часть острова, потому что там круглый год бушевали волны и никто не рисковал выходить в океан на каноэ. Там жил только один человек — Теи Тетуа, последний представитель эпохи каннибалов.
— Вот бы твоему отцу это увидеть, — заметил я, когда мы с Лив преодолели горный хребет и спустились в долину Омоа. Навстречу нам бежал старик, абсолютно голый, если не считать набедренной повязки. Его лицо сияло от счастья встречи с людьми, и он обратился к нам с традиционным приветствием островитян: «Хамай те каикай» — «Заходите и поешьте». Но для Теи Тетуа это была не пустая фраза. Полинезиец старой закалки, он единственный из всех обитателей острова жил так, словно за окном стоял не двадцатый век, а времена, когда Тихий океан еще не видел ни одного европейца. Кроме приемной дочери, двенадцатилетней Тахиа Момо, никто в целом свете не разделял его одиночества.
То, что отец Лив прочитал о каннибализме на Маркизских островах, вовсе не являлось досужим вымыслом. Официально считалось, что каннибализм закончился в 1887 году, когда в долине Пуамао на острове Хива-Оа состоялось последнее кровавое пиршество. Последним человеком, про которого точно известно, что он был съеден, являлся некий шведский плотник, погибший в 1879 году. Теи Тетуа скромно поведал нам, что он попробовал человечинки всего-то однажды в жизни, да и то в раннем детстве, когда в соседней долине кого-то забили до смерти. А вот его отец, Ута, был настоящим каннибалом. Он не только соблюдал ритуал обрядного поедания павшего противника, но и вообще предпочитал человеческое мясо свинине.
Волосатые свинки вольготно хрюкали и копались в земле долины, где Теи Тетуа со своими собаками и веревочным лассо был единственным охотником. Трудно себе вообразить свинину лучше той, которой угощал нас старик, — с гарниром из плодов хлебного дерева, запеченных в банановых листьях. Он помог нам построить хижину в форме птичьего гнезда из трех стен. Чтобы избежать ночного нашествия диких свиней, хижина возвышалась над землей на высоких шестах.
С тех пор нам больше не пришлось готовить еду. Все, что нам было нужно, ежедневно приносила прелестная маленькая полинезийская девушка Тахиа Момо на подносе из огромных листьев таро. Ей не приходилось далеко ходить — ДОМ Теи находился в двух шагах от нашего жилища. Еды было в изобилии, и гораздо более разнообразной, чем в джунглях, откуда все перебрались на побережье еще в прошлом веке. Еще Теи Тетуа держал цыплят, а на окружавших долину холмах росли замечательные помидоры и ананасы. Ботаник Ф. Б. М. Браун пришел к заключению, что их занесли на острова пришельцы из Южной Америки во времена, когда европейцы не подозревали о существовании островов в Тихом океане.
Океан. Восемь тысяч километров гнал он свои могучие волны от берегов Южной Америки, чтобы наконец с грохотом обрушить их на наш остров. Круглые отполированные водой камни безостановочно крутились и стучались друг о друга в струях, набегавших и скатывавшихся с берега волн, сливаясь в удивительную симфонию звуков. В углублениях окружавших долину скал скапливались небольшие озерца соленой морской воды, и в них ни на миг не затихала жизнь. Крабы и рыбки ползали и плавали посреди моллюсков, анемон и водорослей. После джунглей океан показался нам гораздо более добрым приемным родителем.
К счастью, на земле немало хороших и дружелюбных людей, и со многими из них я знаком. Но мне не встречался никто добрее и щедрее, чем этот бывший людоед. Порой, сидя на корточках и вгрызаясь в сочную кость, мы чувствовали, как у нас мороз пробегал по коже от его рассказов о другой жизни и о другом мире. Он вспоминал, как его папаша Ута брал в руки богато украшенную резьбой дубинку — ныне ценный музейный экспонат — и отправлялся отомстить врагам из Ханативы или шел пешком в далекую долину Омоа, единственное место, где у Теи оставались родственники.
Теи Тетуа не был еретиком. В один прекрасный день священник из католической миссии в Хива-Оа спустился с гор и обратил всех островитян в христианство. С тех пор Теи знал, что Тики по-французски будет «Дьё», «Бог», а когда он выкопал себе могилу рядом с хижиной, то на всякий случай положил рядом с ней крест. Если в смертный час ему не хватит сил, чтобы самому спуститься в могилу, ему поможет маленькая Тахиа Момо.
Он твердо помнил рассказы предков о первых людях, явившихся из-за океана. Их возглавлял Тики, и пришли они с востока, из Те-Фити, где встает солнце. Из книг Крёпелина я уже знал, что немецкий этнограф Карл фон ден Штейнен много лет назад записал предание туземцев с Маркизских островов о большой стране Фити-Нуи в краю, где восходит солнце. Американский этнолог Ханди, посетивший Хива-Оа годы спустя, слышал от стариков, что их предки пришли из огромной страны на востоке под названием Те-Фити. Ханди так удивился, что островитяне помещали свою прародину в район Южной Америки, что даже переспросил еще раз. И ему снова подтвердили, что до земли предков можно доплыть, если держать курс на «те тихена оумати» — «туда, где встает солнце».
То же утверждал и Теи Тетуа. Мы сидели на краю леса, наслаждаясь отсутствием москитов, и смотрели туда, где по утрам над океаном поднималось солнце. Ночной ветер гнал по небу маленькие белые облачка. Теи пересказывал нам легенды, заученные в юности, и было ясно, что он хорошо выучил свои уроки, хотя не написал в жизни ни слова. Он не читал трудов по ботанике, но рассказывал то, о чем я знал из ученых книг. Он прекрасно знал, что дикий ананас и маленькие помидоры были завезены на остров его
