до крайности или совсем рехнулся; а может быть, и то и другое вместе. Я услышал, что он бормочет себе под нос историю об итальянце, которого ошибочно сочли содомитом, и зажал уши обеими руками:
– Замолчите же вы наконец, Кафф! Заткнитесь! Забудьте о своих итальянцах и содомитах! Кого волнуют ваши занудные истории? Рано или поздно нам придется понять, что единственный разумный шаг – договориться с ними, заключить мир, черт возьми!
Неожиданно Батис притворился, что не слышит меня, как будто я исчез, а он остался у источника один. Это ребяческое поведение возмутило меня.
– Очень возможно, что в их головах мозгов побольше, чем в вашей! – сказал я, тыча пальцем себе в лоб. – И, вероятно, единственные звери на этом острове – это мы с вами! Мы, с нашими ружьями и винтовками, патронами и взрывчаткой! Убивать куда проще, чем договориться с противником!
– Я не убийца! – прервал он меня. – Я не убийца.
И, каким бы противоречивым это ни показалось, бросил на меня такой уничтожающий взгляд, какого я еще не разу не видел.
Потом взял в каждую руку по ведру и ушел. В эту минуту я понял, что Батис когда-то убил человека и терзался из-за этого. Я предполагаю, что не выслушать его признания было огромной ошибкой. Правда, он прятал свою душу под такой слоновой кожей, что понять его было нелегко.
Я продолжил свою прогулку. Пошел дождь. Его капли пачкали белизну снега и растапливали ледяную корку на стволах деревьев. Сосульки, свисавшие с веток, надламывались с сухим щелчком и падали на землю. На дорожке появились лужи, и мне приходилось через них перепрыгивать. Сначала дождь мне не мешал. Капли просачивались через шерстяной капюшон, и я его снял. Но вскоре дождь усилился настолько, что потушил огонек моей сигареты. В этот момент я был гораздо ближе к дому метеоролога, чем к маяку, и решил укрыться там. Жалкая лачуга показалась мне дворцом для нищих. Тучи застилали все небо. Я нашел огарок свечи и зажег его. Пламя дрожало, заставляя тени плясать на потолке.
Я курил, ни о чем не думая, когда появилась Анерис. По всему было видно, что Батис избил ее. Я усадил ее на кровать рядом с собой и спросил, не рассчитывая на ответ:
– За что он тебя так?
В эту минуту я готов был убить его. Мне начинала открываться одна истина: величие любви, которую мы чувствуем к одному существу, может явиться нам через величие ненависти, которую мы испытываем к другому. Анерис промокла до нитки, но это лишь подчеркивало ее красоту, несмотря на следы побоев. Она сняла с себя одежду.
Грань между животной и человеческой сутью никак не влияла на то наслаждение, которое она мне доставляла. Мы так долго и страстно отдавались друг другу, что в глазах у меня поплыли желтые круги. Наступил момент, когда я перестал ощущать, где заканчивается мое тело и начинается ее; где граница дома или всего острова. Потом я лежал, вытянувшись на кровати, и чувствовал ее холодное дыхание на своей шее. Я выплюнул сигарету, так что она отлетела далеко в сторону, и стал одеваться, думая о самых обыденных вещах. Застегнув пряжку на ремне, я вышел из дома и вздрогнул от холодного воздуха.
Драма разыгралась, когда мне оставалось каких-нибудь сто метров до маяка. Чтобы хоть как-то разнообразить свои действия, я решил пройти северным берегом, вместо того чтобы двигаться по дорожке в лесу. Путь по берегу был нелегким. Справа от меня простирался океан, слева стеной стоял лес. Корни деревьев выглядывали из-под земли, кое-где скрываясь среди мусора, выброшенного на берег волнами. Иногда мне приходилось прыгать с камня на камень, чтобы не упасть в море. Я распевал студенческий гимн и, когда дошел до третьего куплета, вдруг увидел дым на горизонте. Тонкая черная нить пригибалась под напором ветра совсем низко над морем. Корабль! Наверное, по какой-то причине он отклонился от своего маршрута и сейчас оказался совсем близко от острова. Да, да, это был корабль! Спотыкаясь и падая, я добежал до маяка.
– Батис! Корабль! – и, не переводя дыхания: – Помогите мне включить прожектор!
Кафф рубил дрова. Он равнодушно взглянул в сторону моря.
– Они нас не увидят, – таково было его заключение, – слишком далеко.
– Помогите мне передать SOS!
Я взбежал наверх по внутренней лестнице. Кафф не спеша последовал за мной. «Слишком далеко, слишком далеко, они вас не увидят». Батис был прав. Прожектор маяка был подобен огоньку светлячка, который вообразил, что может переговариваться с Луной. Но мое страстное желание вызвало у меня оптические галлюцинации, и на протяжении нескольких минут мне казалось, что корабль стал двигаться в направлении острова и что крошечная металлическая точка становилась виднее с каждым мигом. Естественно, я ошибался. Корпус судна провалился за горизонт. Еще некоторое время можно было различить дым из трубы, ниточка которого становилась все тоньше и тоньше. Потом и он исчез. Не оста лось ничего.
До последней минуты я лихорадочно передавал морзянкой SOS, Save Our Souls, SOS, Спасите Наши Души. Никогда еще молитвы и просьбы о помощи не сливались вместе с такой силой. И никогда не был явлен столь очевидный довод для атеизма. Они не приедут. На этом корабле были люди, множество людей. Их где-то ждали семьи, друзья, возлюбленные, судьбы, которые сейчас, именно сейчас, должно быть, казались им бесконечно далекими. Но что они могли знать о расстояниях? Обо мне, о маяке? О Батисе Каффе и об Анерис? Для них мир, зажавший меня своими щупальцами, был не чем иным, как силуэтом вдали, ничего не значившим и бесплодным пятном Земли.
– Они вас не видят, – сказал Батис совершенно безразличным тоном, в котором не было на сожаления, ни злорадства. Он до сих пор держал в руках топор и провожал корабль бесстрастным завороженным взглядом, мигая изредка, как большая сова.
Я поступил несправедливо по отношению к нему. Но поскольку никого другого поблизости не было, я сорвал на нем свое раздражение:
– Посмотрите на себя! У вас ни один мускул на лице не дрогнул! Во что вы превратились здесь, Кафф? Не желаете помочь мне ни с омохитхами, ни с людьми. Своими действиями или бездействием вы саботируете любую мою попытку поступать разумно или попытаться позвать на помощь. Если бы у потерпевших кораблекрушение были профсоюзы, вы бы стали отличным штрейкбрехером!
Батис направился вниз по лестнице, избегая стычки со мной. Но я побежал за ним по ступенькам, осыпая упреками его спину. Он делал вид, что не слышит меня, и только бормотал проклятия на каком-то немецком диалекте. Я потянул его за рукав. Он поднял руки вверх, жестикулируя так, словно я был ненавистной ему тещей. Иногда ему удавалось отойти от меня, но я снова хватал его за локоть или за
