подчиненных, который постоянно при ней. Что же, каждому свое.
Гейнеман побывал на фронте и теперь, после ранения, вкушал прелести тыловой жизни в Кривом Роге, где размещалось окружное управление дорожной жандармерии.
Огромные просторы доверены Гейнеману фюрером! Кривой Рог... Неоценимое богатство для индустрии: рудники, отвалы красноватой руды, эшелонами уходящей в Германию. Но он к подземным сокровищам не имеет отношения, его задача — наземные дороги, что простираются от края и до края.
Вместе с Мартой он посещал отряды, проводил строевым смотры, инспектировал дороги. Хлопот на них было немало, они нуждались в ежедневном ремонте: чуть упустить — «полез» грунт, захлюпал и омертвел транспорт. Жандармы круглосуточно охраняли профилировку, сгоняли население окрестных сел на работы, требовали от старост лошадей и материалов. Шеф был доволен, черт возьми! Рассказать кому- нибудь — не поверят. Такого порядка, как у фрау Трауш, не найдешь, пожалуй, ни у кого другого. А ведь ей труднее. Она здесь «своя», доморощенная... Неудивительно, что некая мразь осмелилась оклеветать ее.
После очередного волнения Гейнеман сказал:
— Вы, Марта, берегите себя. Берегитесь партизанской пули. Судьба ваша необыкновенная. Будь я писателем, я бы сочинил про вас роман.
«Если бы ты знал еще кое-что, наверняка взялся бы за перо», — подумала Марта.
Теперь она чувствовала себя прочно. Вчера при помощи Гейнемана она вышибла из отряда последнего Одудько. Он униженно бормотал извинения. Подвыпивший Гейнеман грозился расстрелять грязную свинью. Пусть знает, что любую попытку обесславить эту даму или при чинить ей зло он пресечет смертью. Вонючим крокодилам здесь не место. Эти слова переводила сама Марта, слегка смягчая непристойные выражения криворожского гаулейтера. Сотня ее подчиненных слушала его. Он любил произносить речи перед строем.
На прощание Гейнеман посоветовал Марте усилить патрулирование в конце Александровской улицы, ведущей на хутора. Он с недоверием относился к хуторам на окраинах Павлополя. Там, по его мнению, водятся партизаны, там они фабрикуют свои дурацкие листовки, прячут оружие. И он не ошибался, рыжий козел. Ей нечего было радоваться его прозорливости.
— Всех задерживать после восьми часов! — сказал Гейнеман. — Всех! Будь то цивильный, будь то военный, даже сам генерал. Порядок есть порядок.
Он часто встречался с Мартой в столовой Тодта. Столовую и продовольственные склады в этом районе сторожили ее люди.
Одно название, что жандармерия. Захудалое войско.
— Как ни равняй строй, господин Гейнеман, а шантрапа шантрапой остается. Раздобудьте нам форму, что ли... Тогда мы покажем, на что способны.
Она, впрочем, показала, на что способна ее шантрапа. Гейнеман заигрался в бридж с коллегами из фетпункта и, подвыпивши, возвращался ночью. Поначалу, надо сказать, изрядно струхнул: ему скрутили руки. Он тотчас протрезвел. От сердца отлегло, лишь когда услышал идиотское: «Бефель! Бефель!»[6] Накричал, грозился перестрелять дураков, которые не могут отличить офицера германской армии от партизан.
Марта обещала строго наказать виновных и просила прощения за то, что произошло. Гейнеман не успокаивался, буйствовал в ее кабинете, пока наконец не приказал вызвать тех, кто его задержал.
Дело принимало дурной оборот. Марта не рада была, что затеяла эту комедию. Трезвея, Гейнеман мрачнел и собирался, по-видимому, жестко расправиться с ее ребятами.
— Я прошу вас, шеф!..
Гейнемана словно подменили. Он всматривался в скуластые лица вызванных, щелкнувших каблуками.
— Разбойники! — сказал он по-немецки — Бандиты!
Знают ли они, что полагается за нападение на немецкого офицера?
Марта перевела ответ:
— Они выполняли приказ.
— Молодцы! — сказал вдруг Гейнеман и вытащил пачку сигарет. — Они, надо думать, давно уже не курили настоящих сигарет...
— Он щелкнул зажигалкой...
— Вы полагали, фрау Марта, что германский офицер — тупица и капризник? Поблагодарите их за службу. Он определенно любовался произведенным эффектом. Марта в самом деле была удивлена. У него хватило ума...
Гейнемаи отпустил вызванных. Развалившись на диване, он успокаивался, становился прежним Гейнеманом, великодушным циником.
— Их надо обмундировать, вы правы, — сказал он, окончательно подобрев. — Постараюсь достать что-нибудь.
— А оружие? — поспешила Марта. — Огня зажигалок маловато, шеф.
— А огонь в глазах? — пошутил Гейнеман и тут же прицельно посмотрел на нее. — Зачем вам оружие, фрау Марта? Рейхсминистр, например, против излишних репрессий... Отвечайте.
— Мы не расстреливаем безоружных, как некоторые! — дерзко сказала Марта. — Но для самозащиты оружие необходимо. Если мой батальон пригоден только для уборки нужников и подметания дорог, тогда не к чему ломать комедию. Переименуйте его в отряд дворников и выдайте им метлы. Но вы убедились, кажется, что ребята кое-что...
— Да, парни подходящие... — протянул Гейнеман. — Мы подумаем... Присядь.
— У нас на всех десяток винтовок. Патрульным и то не хватает.
— Хорошо, Марта, — Гейнеман взял ее за руку. — Ты получишь весь Рур. Хочешь?
Она мягко высвободилась из его рук и подошла к окну.
— Вас трудно уличить в постоянстве, Франц. Останемся друзьями.
О, если бы он умел дружить с женщинами!
— Послушай, Марта!..
Он поднялся и, пошатываясь, шагнул к ней.
— Нет, господин Гейнеман!
Это уже не та Марта. В ее глазах сверкнуло что-то чужое и опасное. На миг она стала похожа на тех молодых из Кривого Рога, которых расстреляли за связь с партизанами...
— Ну ладно, ладно... не обижайся.
— Я выхожу замуж, шеф.
Это прозвучало неожиданно игриво и доверительно. И он по-прежнему вот расположен к ней. О ней хорошо говорят и пишут. Ехал он сюда, черт возьми, с добрыми чувствами и твердым намерением не вожделеть, держаться в рамках. Служба есть служба.
— Замуж?.. Есть ли в этой дыре кто-нибудь достойный вас?
Он расчувствовался и казался себе рыцарем, гремящим доспехами, благородным ландскнехтом из романов старогерманских писателей, которыми увлекался в детстве.
— Послушайте, Марта... Забудем обо всем. Ваши парни знают службу. Я доволен вами. Скоро вы вздохнете посвободнее. Вы слышали что-нибудь о гроссекретарь Сташенко? Очень скоро этот большой секретарь будет схвачен. Мастера из СД напали на след, и если вы связаны с подпольщиками, то имеете возможность сообщить им об этом.
Он рассмеялся как идиот, как одержимый, а у Марты по спине забегали мурашки.
— У меня свои заботы, — сказала она, превозмогая дрожь. — Помимо команды у меня трое детей и ни одного мужа. Знаете ли вы, что такое трое детей при моей работе? Ваши не щадят меня, они...
— Ну, ну, Марта... Успокойтесь, забудем...
Ей пора домой, уже поздно. Да и ему следует отдохнуть. Его тоже ждут дома; она проводит его как хозяйка. Нет, нет, пусть не возражает!
— Ну, а когда же этого «большого секретаря» поймают? — спросила Марта по дороге, смутившись собственного любопытства. Она поправила портупею: офицерскую форму она носила по настоянию Гейнемана.
