занять исходную позицию. По парламентеру не стрелять! Командирам кораблей — убрать всех от экранов и иллюминаторов.
— Вас понял, — ответил командир группы, — Но как же наблюдение?
— Не рассуждать! Выполнять! — заорал майор Перепелкин. Похоже, на него не подействовало ни разрушение станции, ни приближение неприятеля.
— Капитанам кораблей — выполнять! — распорядился командир группы.
— Ставни закрыть, — устало приказал Конечников. — Отбой боевой тревоги. Дежурный расчет на местах — остальным отдыхать.
— Крок, ты не думаешь, что это подстава? — спросил Стрелкин, появившись на экране.
— Пойдем в кабинет, перекурим, — предложил он.
— Ладно.
Через минуту, приятели с удовольствием затягивались вонючим дымком казенных сигарет.
— Ты знаешь, — с горькой усмешкой сказал Федор, — я сразу понял, что дело здесь нечисто. Хотели бы уничтожить, сделали бы это сразу. Запендюрить в планету побольше астероидов, — и все. И станция, и эскадра разом.
— А верно ли мы их поняли? — с сомнением произнес Стрельников.
— Я тебя уверяю, что «Konechnikov», «nova armo», «granda princino» и «propravole kapitulaci garantii via vivo» поняли все.
— А что это за новое оружие? — поинтересовался Стрелкин.
— Слышал я, что им академик Корсаков занимался.
— Нихрена себе, — поразился Василий. — Хотя, если подумать, какое буровое оборудование над Солейной… До сих пор не знали, жидкая она или твердая.
— Зато теперь знаем наверняка, — невесело ответил Конечников.
Раздался зуммер переговорника.
— Господин капитан, — четко отрапортовал дежурный, — во втором спальном помещении беспорядки.
Конечников шел так быстро, что начальник абордажной команды едва успевал за ним.
— Капитан, вы уверены? — спросил он, когда, наконец, нагнал Федора. — С оружием только 30 человек, все без скафандров. Мы их одолеем в два счета.
Десантник настойчиво посмотрел в глаза командира.
— Лейтенант, это не эланцы. Там почти треть команды, там лучшие наводчики и механики, те люди, которые понадобятся нам в бою. Кого я посажу за прицелы орудий?! Ваших мордоворотов?
— Но это бунтовщики, они вооружены и не хотят подчиняться приказам.
— Да, но я все же попытаюсь, лейтенант. Мне есть, что сказать этим людям. Сделайте все так, как я распорядился, и мы избежим кровопролития.
— Как прикажете, командир.
— Уберите людей с прохода, вдруг начнется стрельба, — напоследок распорядился Конечников.
Он прошел сквозь группу бойцов, которая держала на прицеле дверь второго спального отсека. Динамики на стене рявкнули: — «Не стрелять. К вам направляется парламентер для переговоров».
Дверь открылась и замерла, покачиваясь на петлях. Световая полоса в такт ее движениям то сжималась, то расширялась.
Конечников шел на негнущихся, прямых ногах, а внутренний голос умолял его вернуться, бросить эту дурацкую и опасную затею, пока есть возможность.
«Пусть этим займется штурмовая группа» — предательски шептал этот трусливый голосок.
Но в Федоре росло и ширилось понимание того, что только он в состоянии остановить бессмысленную бойню, которая вот-вот начнется на корабле. А ему терять особо нечего.
Конечников сделал шаг вперед.
Матросы прятались за импровизированными баррикадами из коек, просто стояли угрожающей, молчаливой, угрюмой массой. Их оружие было направлено на него.
На поясах висели коробочки ИДП, — матросы подготовились к тому, что их будут выкуривать слезогонкой или травить нервно — паралитическим газом.
«Хорошо, что ребята не додумались нацепить костюмы для вакуума», — пронеслось у Конечникова. — «Теперь поздно».
Он вошел, с усилием подтянул к косяку дверь, крутанул запорное колесо кремальеры и нажал на кнопку блокировки.
— Как видите, я один, — произнес Конечников. — Кто у вас старший?
— Я старший, — отозвался знакомый голос, и из-за угла вынырнул каптер. — Сам Федор Андреевич пожаловали-с. Зря вы, вашбродь сюда пришли. Теперь заложником будете. А попытаются штурмовать, мы им выбрасывать вас по частям будем.
— Ты это серьезно, Иваныч? Меня?
— Вот я и говорю, зря вы сюда вашбродь пришли. Лучше б вы Ваську направили. А лучше первого пилота, лейтенанта Комарова — та еще гнида.
— Пока не начали, может побеседуем?
— Уговаривать будете, вашбродь? — насмешливо спросил каптер.
— Разговаривать, — ответил Конечников.
Поражаясь себе, он решительно присел у двери на горячий кожух энергопровода. Опасливо тыча в него стволами, матросы отодвинулись на пару шагов.
— Вы вашбродь в героя не играйте. Оружие положите и от двери отойдите. Открыть попробуете — в тридцать стволов изрешетим.
— Зачем мне открывать двери, если я приказал ее заблокировать снаружи? А пистолет мне положено носить, время нынче неспокойное. Мало ли чего. Вы что, боитесь? Или думаете, что я собрался в одиночку вас перестрелять? Поговорить я пришел.
— Смотрите, вашбродь, слово неправильное скажете или руку не туда положите, то не обессудьте. Плохо умрете…
— Мы все плохо умрем, если будем и дальше ваньку валять. Вы заметили, что воздух в отсеке не движется?
«И вправду!» — загудели голоса матросов. — «Задушить задумали, ироды!»
— Ша, — оборвал галдеж каптенармус, гладя руку на сумку с «хрипуном». — Вашбродь, объясните, а то ведь на куски порвем. Нашли чем нас пугать, не маленькие, чай, предусмотрели, что воздуха нас лишите.
— Объясняю, — невозмутимо ответил Конечников. — После того, как я сюда вошел, вентиляционные магистрали были перекрыты, двери заблокированы. Я перед визитом сюда исповедовался, сделал распоряжения о похоронах и наследниках. Если вы меня тут, как ты, Иваныч сказал «рвать» начнете, откроются клапаны продувки во внешнюю атмосферу. В смысле, в безвоздушное пространство. Блокировка снята. Вы только руки ко мне протянете, как все мы кровью захлебнемся.
Матросы загудели, с тоской глядя на запертую дверь позади командира корабля. Конечников уловил в криках и ругани страх. В пустоте, индивидуальный дыхательный прибор мог лишь отсрочить смерть на пару минут, сделав ее чрезвычайно болезненной и мучительной.
— Тихо! Тихо! — осадил каптер матросов. — Хотели бы удушить, давно бы сделали. Мы слушаем, что вы врать будете вашбродь. Чтобы свое очко спасти, чего только не придумаешь. Про Отечество родное и присягу.
— Вы думаете, буду распинаться про присягу, веру, князя и отечество? Нет. Я напомню вам про моего друга, капитана Кинга.
— Нахрена нам твой капитан! — подался вперед матрос Иванов, бывший зек.
— Вы бы за себя сказали вашбродь. — заметил каптенармус. — Ведь вы наш счастливый билет. Выдадим мы вас эланцам живого или мертвого, нас за это эланцы культурно в плен возьмут. Мы не звери, конечно, но жить-то хочется.
— Вот недолго вы проживете, если сдадитесь, — серьезно и зло заметил Конечников.
Перед его глазами поплыли картинки из нереального мира созданного мертвой эланкой. Он видел,
