Наблюдавший за всей этой сценой режиссер спектакля господин Алтынов в этот момент произнес про себя: «Grandiose! Pero, per favore, tranquillo! Questa gioia insolita e inaspettata strazia il cuore di un uomo semplice. Lei e… una bestia! Tutte ie stelle di Hollywood invidiano il sue talento. Per conquistare Mosca non mi bastera comunque inscenare con lei un opera teatrale».[13]
Молодая дама взяла свою жертву за руку. Рука оказалась влажной и липкой, как будто ее облили сладкой водой. Врубельской стало противно. От напряжения душевных сил где-то в горле лопнул сосуд. Запершило. Однако она сверкнула счастливыми глазами и театрально бросила: «Вперед, Цезарь! Ползунков, не отставать! В третьем купе нас ждет клиентура. Так порадуемся же, господа!»
«Bravo, grandiosita attrice!» — зааплодировал молодой человек, читающий Гиляровского. Он и еще несколько зевак пошли за ними следом.
Первобытный азарт — нескончаемая интрига в истории человечества.
Врубельская чувствовала себя как на экзамене. Всегда рядом, всегда неотступно за ней следовали огненные, дьявольские глаза Юрия Алтынова. Она мечтала этой ночью сыграть свою лучшую роль. Перед ней стояла задача разбудить, всколыхнуть чувствительные струны богатых пассажиров спальных вагонов, чтобы пополнить кассу «Букмекерского экспресса». Но не только деньги интересовали ее. Больше всего волновало ее признание главного режиссера труппы камерного театра. Она выходила на театральную сцену третьего вагона с благоговейным трепетом, как студентка перед сдачей зачета. Ее преимуществом был талант, ее спутником — удача, ее ангелом-хранителем — автор пьесы, носителями шпаргалок — хитроумный отличник Цезарь Кавось и простодушный хорошист господин Ползунков. Яркие составляющие давали ей чудесные привилегии. Врубельская была полна решимости воспользоваться ими на славу! Она рассматривала лица пассажиров, как рентгенолог — снимки больных, как гаишники — красные физиономии пьяных водителей, как пляжные кавалеры — девственниц среди сочинских отдыхающих. Она искала жертву. Чутье одаренного человека и опыт дамы полусвета подсказывали ей, что крупная рыба где-то совсем рядом. Ее голос звучал теперь очень эмоционально, а глаза блестели дьявольски соблазнительно.
«Полторы тысячи долларов — самая крупная ставка нашего тотализатора. Кому удастся поймать фортуну? Кто тот счастливчик, который заберет из рук известной пианистки Жанны Бичерской всю кассу “Букмекерского экспресса”? Вы уже сделали ставку? Чья версия будет вызывать зависть? Где они, гениальные провидцы? Выходите все! Делайте ставки! Будоражьте свои сонные сердца. Открывайте свои души для азарта ночи. Впрысните адреналин в скучающие головы. В кассе уже более четырех тысяч долларов. Курс ставок держится на отметке один к семи. Удача рядом! Вы чувствуете запах денег? Они готовы выпрыгнуть из моего мешка в ваш карман, господа! Призываю счастливчиков, которым достанется выигрыш, в День Независимости пожертвовать десять процентов от куша на поддержку музыкальных школ, увеличение стипендий одаренным студентам и доплату алчным чиновникам, чтобы предотвратить взяточничество».
Главный профессиональный экзамен ожидал Врубельскую в пятом вагоне. В глубине души она чувствовала холодок нервозности. Но страстное увлечение игрой не позволяло сосредоточиться на предстоящей серьезной проверке своего таланта.
В третьем и четвертом вагонах букмекерская касса пополнилась солидным кушем. Врубельская, она же Жанна Бичерская, и двое ее помощников, Кавось и Ползунков, всем сердцем радовались развитию бизнеса. Господин Алтынов тщательно следил за всем происходящим, лишь изредка посылая своей актрисе одобрительные знаки. Команда сопровождения разрослась до пятнадцати человек. Среди них появились женщины. Все не спускали глаз с денежного мешка. Он был набит долларами, рублями, немецкими марками. Один англичанин выписал даже дорожный чек на сто фунтов стерлингов. Маршрут он указал довольно странный: «Пенза — Пачелма — Тула — Вязьма — Лондон — Манчестер». Врубельская какое-то время пыталась объяснить иностранцу, что русские поезда не летают, как «Аэрофлот», через Атлантику, а туннель под Ла-Маншем закрыт для МПС России. Но англичанин был пьян и потому, видимо, страшно упрям. Буквально насильно он втиснул все же свой чек в мешок с закладными.
Престранные это люди — западноевропейцы.
Вся играющая компания ввалилась в пятый вагон. Ко всеобщему удивлению, выяснилось, что во всем вагоне едет лишь один пассажир. Он занимал все девять двухместных купе. В двух первых и двух последних располагались охранники. Между третьим, четвертым и пятым купе на время следования поезда были сняты перегородки, так что очень важное лицо занимало вагонное помещение размером 7,5 х 2,4 метра. В шестом и седьмом купе были уложены личные вещи загадочного пассажира. Здесь, в пятом вагоне, Врубельская почувствовала кульминацию своего выхода на сцену «Букмекерского экспресса». Станет ли пятый вагон ее звездным часом?
Когда игроки заполнили вагон, прозвучал второй информационный выпуск местного радио. Двое охранников плотно прижались к третьему купе. Не успела госпожа Врубельская начать исполнение своей роли, как дверь открылась и на пороге появился хозяин пятого вагона. У него было лощенное кремами и массажем лицо, и точный возраст определить сразу было затруднительно.
«Что за бунт в ночном поезде, господа?» — его тон был спокоен и ровен. Так обычно говорят наделенные властью или состоянием люди.
Врубельская разглядывала его в упор, собирая воедино ощущения и мысли. При ближайшем рассмотрении это оказался мужчина лет сорока—сорока пяти, в меру высокий — около 180 см, спортивного телосложения. «Играет в теннис», — мелькнуло у нее. Короткие, поредевшие волосы светло-каштанового оттенка были тщательно причесаны. «Странно, что он еще не ложился; такие типы обычно следят за собой по предписанию врачей», — подумалось ей. Толстые линзы очков говорили о его близорукости, а золотая оправа — о возможностях и стиле жизни. Едва уловимый коньячный аромат, исходивший от загадочного пассажира, вызвал молниеносный мысленный комментарий молодой дамы. Она тут же про себя заметила: «Remy Marti. Louis XIII». В одной руке он держал незажженную сигару, в другой — раскрытый журнал «Time». Своим видом он давал понять, что его только-только отвлекли от чтения. Большой бриллиант на безымянном пальце, массивная, красного золота цепь с католическим крестом, усеянным изумрудами, открытые, чуть-чуть изогнутые в недовольной гримасе губы, шелковый халат на американский манер времен Великой депрессии натолкнули молодую особу на мысль, что мужчина был закоренелым позером из новой отечественной элиты. «Редко бывает, чтобы представитель новой аристократии читал по-английски. Может, этот крючок и забросить? Проверить?»
«I am sorry. The people are celebrating a national holiday — Independence Day of the new country. So, this is a riot of fun. Yo u speak our language perfectly well. Let’s rejoice together».
«Ай спик нот гуд енглиш. Рашен гуд», — сказал незнакомец.
«Как я и предполагала, этот тип не владеет языком», — пронеслось в голове у Врубельской. «Прошу прощения, я приняла вас за американского дипломата, I am sorry. Разрешите перевести на русский мой пассаж?» — «Прошу», — мужчина стал раскуривать сигару. «Я сказала, что у нас вовсе не бунт, а годовщина национального праздника — Дня Независимости. Обратилась к вам с вопросом: нет ли у вас желания порадоваться вместе с нами?» — «Кто спонсирует проведение праздника?» — «Каждый сам по себе, но все вместе». — «Я тоже радуюсь… Пью коньяк, смотрю видео». — «Какой коньяк?» — «Людовик XIII, Реми Мартин».
Госпожа Врубельская про себя усмехнулась. Откуда-то свыше она получила новый энергетический заряд и перешла к боевым действиям. «Смотрите, какая куча денег в моем мешке. Через час эту наличность кто-то выиграет». — «Что за игра — карты, рулетка?»
Господин Алтынов продвинулся вперед. Важное лицо заметило перемещение Алтынова и тут же обратилось к Врубельской: «Вы знаете этого молодого человека?» — указал он на ростовчанина. «Нет. Впрочем, да. Он сделал ставку в нашем тотализаторе на полторы тысячи долларов. Его версия стоит один к пяти к номиналу». — «Кто проводит тотализатор?» — «Я, Жанна Бичерская, пианистка Воронежской филармонии, и мои друзья — господа Ползунков, Кавось». — «Честь имею», — сухо бросил Ползунков. Господин Кавось молча поклонился. «Сколько денег в банке?» Ароматный сигарный дым начал обволакивать коридор вагона. «Еще точно не подсчитано, но, видимо, около двадцати—двадцати пяти тысяч долларов». Глаза Врубельской горели, верхняя пуговица блузки была расстегнута, прядь волос опускалась к бровям. Ее облик был колдовски интригующим, она могла увлечь любого, даже самого закоренелого холостяка; в нее влюбился бы сам дьявол.
«Вы собрали в этом поезде около двадцати пяти тысяч долларов?» — удивился хозяин вагона. «Да! За
