времена». — «Знаю, я чудовище. В разговорах с самим собой я жестоко презираю Алтынова. Ненавидящий тон общения, который я использую в желании изменить себя, навел бы на тебя ужас! Тут основательно меняется лексика: с языка Бунина я перехожу на словарный запас прапорщиков конвойных частей. Вместо музыки Рахманинова в моих ушах звенят удары кузнечных молотов. Я не свободен! Я — раб! Я — вассал! Я — узник игровой страсти! Я — вампир азарта! Как рыбам необходима вода, трибуну — сенат, как каторжанин неотделим от кандалов, так и я могу существовать, дышать, радоваться, ощущать себя счастливым, вдохновенным, грезить наяву только на площадке игры, в ролях, ведущих к яростному азарту, к выигрышу. Я благородный шулер, неистовый игрок, завзятый артист, драматург авантюрных пьес и их постановщик, менеджер колдовских спектаклей, волшебник виртуальных превращений. Я — маг! Чародей манипуляций! Иллюзианист! Il padrone della magia! Il professore del mondo empirico! Il demonio! Der Herr der Magie! Der Professor der empirischen Welt. Der Demon.[17] Как персидские ковры сотканы из сотен тысяч узелков шерстяных или шелковых нитей, так мою жизнь можно сплести только из игровых сюжетов. “Игра продолжается” — будут мои последние слова перед отходом в мир иной. Когда через минуту мы начнем движение вокруг аналоя, я буду думать, как обыграть тебя, как ввести в азарт священника, как выиграть у Бога! Игра — это моя мания, моя болезнь, мое здоровье. Каждый игровой эпизод — мой ребенок, каждый удачный трюк — радость общения с любовницей, выигрыш — биографический бестселлер. Я всегда буду любить игру больше, чем себя самого, чем свою жену, детей, родственников. Нужен ли тебе такой муж на сто дней? Согласна ли ты иметь такого друга на определенный срок? Хочешь ли ты дожидаться меня долгими часами и днями? Я могу гарантировать тебе главное: все свободные часы буду посвящать тебе! Но наше совместное время тоже будет игровым. Используя опыт личной жизни, я буду писать легкие авантюрные сценарии. В них будет совершенно отсутствовать корысть. Всегда помни: любовь в чистом виде для меня скучна. Сама придумывай игры, создавай азарт, но не ревность. Я люблю тебя по-своему. Такую любовь не встретишь во дворцах бракосочетания, в сюжетах мыльных опер, на сцене Малого театра. Но и таких мужчин тоже не встретишь в кабинетах министерства финансов, в приемных губернаторов, в деканатах престижных вузов. Я — уникум, единственный в своем роде! Если после всей скверной, но правдивой информации ты говоришь “да” нашему временному союзу — Avanti, cara signora![18] Пономарь готов звонить в колокола, а церковник облачается в святые одежды в ризнице. Да здравствует стодневный брак между Бояровой и Алтыновым! Вперед! Вперед, в двенадцатый вагон! Великая игра ждет нас. Гаснет свет. Занавес поднимается. Ваш волшебный выход, молодожены. “Горько!
Горько!” — кричит публика, заполнившая театр». Господин Алтынов подхватил Юлию на руки и помчался по коридорам поезда. Юлия Боярова поняла, что не чувствует себя обманутой. Суровая жизнь вправе требовать неординарных решений. Теперь только сила искусства может помочь ей упрочить свое положение в новой так называемой семье. Впервые в жизни она приобретет собственный очаг, пусть даже временный. Но это может быть хорошим началом. «Он прелесть, этот сумасшедший Алтынов, — размышляла барышня. — Необходимо научиться играть самой и сделать квартиру, в которой мы поселимся, тренинг- аппартаментами его игровой мании, его тотальной азартности. Как легко освободил он меня от миссии спецкурьера! Он действительно какой-то дьявол!»
«Ах, пришли! Сияющие, счастливые! Здесь вас ждут! И батюшка Алексий, и начальник поезда, и Цезарь Кавось, и Ползунков, — Любовь Погоня говорила радостным, приподнятым тоном. — Что же ты не переоделась, Юлия? Под венец идешь!» — «Ничего другого у меня нет. Джинсы — дорожная одежда. Подвенечное платье в вагоне не купишь. Алтынов хочет взять меня в жены такой, какая есть». — «Ах, он у тебя мот! Возьми финансы в свои руки. Для благополучия семьи очень важно, чтобы хранительницей бюджета была жена, — сказала проводница. — Входи, все готово к обряду венчания». Боярова встревожено взглянула на молодого человека. Он взял ее под руку, и они вошли в православный уголок. У обоих перехватило дыхание — такого они не ждали, не могли себе представить. Было ощущение, что они вошли в церковь. Аромат ладана окутывал их чарующим флером. Церковная утварь гипнотизировала их, пробуждая в душах поток радостных пасхальных и рождественских воспоминаний — эти праздники русские люди обычно встречают в церквах. Отец Алексий жестом предложил им занять места перед аналоем. По правую руку должен стать жених, по левую — невеста. Иерей зажег две украшенные алыми и белыми бантами свечи и трижды благословил молодых людей зажженными дикириями, накладывая на их склоненные головы сложенные персты со словами: «Во имя Отца, Сына и Святаго Духа». Потом передал свечи венчающимся, как знаки супружеской любви, благословенной Господом. Священник взял кадило и стал размахивать им, повернувшись лицом к Спасу и сделав несколько шагов к иконе; запах ладана усилился. Алексий начал молить Бога о даровании всяких благ и милостей обручаемым, чтобы Он благословил их обручение, соединил и сохранил в мире и единомыслии. После этого иерей повернулся к молодым, подошел к ним ближе, взял с блюдца кольца. Алтынов и Боярова приняли обручальные кольца — как знак нерушимости супружеского союза, в который они вступают. Когда Алтынов надевал колечко невесте, Юлия прочла на внутренней стороне слова: «13 июня, 2000. Сто дней любви». Глаза ее наполнились слезами, а сердце — тихой обидой. Она смотрела на священника, и слезы катились по ее лицу, словно воск, сползающий по стволу свечи на бронзу дикирия. На лице же господина Алтынова сияла улыбка, глаза разгорелись, во всем его виде прочитывался необыкновенный восторг. Ему нравилась пьеса «Венчание»: друзья нашли колоритного, почти настоящего попа и замечательно украсили сдвоенное купе. А какой богатый театральный реквизит для будущих сценариев послан ему в поезд! Необходимо найти подходящее хранилище для этой церковной утвари. «О еже ниспослатися им любве совершенней, мирней и помощи, Господу помолимся», — церковным басом пропел отец Алексий. Все присутствующие стали креститься, только Цезарь Кавось смотрел по сторонам, словно желая спрятать свое лицо. За обручением последовало венчание. Иерей продолжал молить Господа благословить брак и вступающих в него своей небесной благодатью. Отец Алексий вплотную подошел к венчающимся, возложил на них венцы, как видимый знак этой благодати, а затем трижды благословил: «Господи, Боже наш, славою и честью венчай Я». Потом священник прочел из Послания апостола Павла и Евангелия. Вслед за этим он подал им чашу красного вина. Вначале Алтынов, затем Юлия глотнули освященную божественную жидкость в знак того, что теперь они должны жить единодушно, разделяя счастье и горе. «Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение, — читал давно заученную молитву из „Анны Карениной“ отец Алексий, — и союз любве положивый им неразрушимый, благословивый Исаака и Ревекку, наследники я Твоего обетования показавый, Сим благослови и рабы Твоя сия, Юрия, Юлию, наставляя я на всякое дело благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Кто-то включил музыку, и православный уголок наполнился церковным хоровым пением ангельской песни: «Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас…» После этого наступило заключительное действие: троекратное хождение вокруг аналоя. Оно служило знаком духовной радости и торжества. Обряд закончился. Первым подошел к молодым батюшка, он же господин Пирожков. Властной рукой он наложил свои персты на головы супругов, подал им крест для целования со словами: «Ты бо изначала создал еси мужский пол и женский, и от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь и в восприятие рода человеча…», — осенил их крестным знамением и вышел из помещения. Начальник поезда вторым поздравил молодоженов. Подошла Погоня. Она трижды поцеловала Алтынова и Юлию и поднесла им два бокала кагора. Потом к молодым потянулись господа Кавось и Ползунков. На этом обряд венчания закончился.
Любовь Погоня угостила молодых приготовленными канапе — сыр с оливкой, кусочки рыбы и колбасы на белом хлебе, ягодки винограда и импортной клубники. Потом подошло время выпивки. Господин Кавось, выбрав подходящий момент, приблизился к Алтынову и на ухо шепнул: «Вы не знаете, где госпожа Бичерская?» — «Нет», — коротко ответил молодой человек. «Странно, я думал, что вы должны знать…» — «Видимо, она вышла в Пензе». — «Да…» — «Без понятия, уважаемый… Дорогие друзья, спасибо всем, кто пришел нас поздравить. Мы оставляем вас. Время позднее — дайте насладиться медовой ночью. Любочка, передай батюшке на богоугодные дела триста долларов, — он отвел ее в сторону. — Вот тебе за помощь. Ты все прекрасно организовала». Он вложил ей в руку пятьсот долларов. Погоня хотела было воспротивиться, но Алтынов быстро взял Юлию под руку, и они направились в свое шестое купе.
Шел четвертый час утра. Публика разошлась по спальным местам. В вагонах стало совсем безлюдно. Скорый поезд номер девять «Тихий Дон» «Ростов — Москва» мчался на северо-восток. До Красного Угла было еще около двух часов езды.
