спятивший, выживший из ума. С утопическими фантазиями шизофреника. — Тут я усмехнулся: — Вот-вот, все, что сейчас пришло мне в голову, — это мнение человеков. Именно они так думают. И пусть они считают меня сумасшедшим, это даже весьма кстати. Но я-то знаю себя, как никто другой! Попытаться изменить их биологический вид к лучшему — вот истинная добродетель путивльца, существа совершенно новой мутационной эпохи. Они никогда не ценили благодать природы. Они понимают ее как собственность, не подозревая, что являются ее стволовым продолжением. Но мой искренний призыв к началу нового витка эволюции, к активному участию в собственном биологическом совершенствовании не вызовет у них никакого энтузиазма. В их генах закреплена лишь потребность к спросу! Поэтому я должен четко понимать, что для всех окружающих Василий Караманов — идиот. С этим мнением необходимо смириться, ничего другого ни в коем случае не доказывать». Успокоившись, вновь обретя внутреннюю уверенность, я взглянул в окно автомобиля и прочел название улицы — Милютинская. Мы подъезжали к небольшому строению, к дому номер семнадцать. «Мерседес» притормозил. Здесь в полуподвальном помещении располагалась профашистская партия «Национальное негодование». Прихватив с собой пакет с деньгами, я спустился в партийный офис и спросил господина Покорного. «Среди нас господ нет, уважаемый товарищ», — сказала молодая прокуренная женщина в ярко-желтой кофточке. Она была маленькая, щупленькая, с мешками под глазами. Пачка сигарет висела на шнурке прямо на ее плоской груди. Так обычно женщины носят ювелирные изделия. «Прошу садиться! Товарищ Покорный сейчас к вам выйдет. Как доложить?» — «Скажите, пожалуйста, что приехали с улицы Льва Толстого», — мне не хотелось называть партию, от которой я прибыл. «Льва Толстого, от движения “Вперед, Россия!”?» — «Точно». — «А, ну тогда проходите в кабинет». Господин Покорный оказался невысоким, толстеньким, заросшим бородой человечком. Без удивления, но крайне почтительно он поднялся со стула, протянул небольшую ручонку и сказал: «Я жду вас уже целых три часа! Привезли?» — «Да. Все, что вам обещали, вот в этом пакете». Он лихорадочно принялся разрывать бумагу, в которую были упакованы деньги. Увидев перед собой десять пачек пятидесятидолларовых банкнот, господин Покорный судорожно схватил их, прижал к груди и пропищал: «Революционный инструмент получен. Мало! Мало! Но можно действовать! Дайте мне деньги, и я переверну мир! Скажите, — обратился он ко мне, — есть ли возможность поднять ставки? Хотя бы еще десять тысяч, лучше, конечно, тридцать! Наша партия остро нуждается в долларах, евро, фунтах, рублях. Соображаете?» Мне показалось, что он играет в легкое помешательство на идеологии. «Прошу прощения, я всего лишь курьер. Этот вопрос вам надо задать Куракину». — «А у вас деньги есть?» — «Да». — «Сколько?» — «Пять или семь долларов». — «Дайте их нам! У нас огромные расходы: шутка ли, поднять семь тысяч человек! Дайте, дайте ваши деньги!» Я протянул пятидолларовую купюру. «Вы сказали — семь, а даете пять? Почему экономите на наших затратах? Революция — дорогое дело!» Я отдал еще два доллара, думая совсем о другом, а Покорный между тем продолжал: «Я безоговорочно предан идее обновления России. Больше всего меня злят олигархи. Они стали теперь скупать крестьянские земельные наделы. Куда мы денем аграриев? Их больше тридцати миллионов! “ГУЛАГ для богатеев!” — вот предвыборный лозунг нашей партии. Вы понимаете масштаб зова?» Его писклявый голос вернул меня к реальности. Я сказал: «Господин Куракин хотел узнать, как вы подготовились к митингу». — «Мы готовы на пятьдесят тысяч семь долларов, и не больше! Пусть прибавит еще пятьдесят, тогда мы будем готовы на сто тысяч семь долларов. Так и передайте! У нас тридцать плакатов, на которых наши девушки в партийной форме целуют вашего опасного конкурента Паренаго. Пятьдесят транспарантов с надписью: “Паренаго вместе с нашей партией переделает Россию и весь мир”. Сто постеров, на которых Паренаго шагает в наших рядах, двести портретов, на которых он красуется в партийной форме, с подписью: “Голосуйте за кандидата партии „Национальное негодование“!” Довольны? Скажите Куракину, что мы можем удвоить наглядную агитацию. Тогда у вашего конкурента не останется ни одного шанса. В округе, где проводится голосование, партия имеет три процента. Не наша публика. Мы сильны в других регионах, в других слоях общества. Что это означает для вас? Паренаго наберет не больше пяти процентов! Ваш кандидат проходит в городскую Думу. Празднуется победа! Еще пятьдесят тысяч долларов, и дело сделано. Скажите об этом Куракину». Я спокойно слушал пылкую речь партийца. Он не подыскивал слова, а говорил быстро, словно заученными фразами. «Хорошо», — отозвался я и поднялся из полуподвала на улицу. Поучительный пример полного разлада в генной машине человеков увидел я на примере Покорного. Бездна их духовной действительности утомила меня своей безобразной непредсказуемостью. Я вновь подумал, что у путивльцев над всем должен господствовать разум. Через двадцать минут я был уже в офисе партии «Вперед, Россия!». Около часа пришлось ждать Куракина, делавшего доклад на каком-то совещании. Я доложил ему о встречах с Удочкиным и Покорным. Он почти не слушал, то и дело разговаривая по телефону, и в какой-то момент остановил меня: «Слушай, Василий, меня эти стоны страждущих совершенно не интересуют. Откажется Удочкин оплачивать наши счета — закроем его бизнес. Разговор тут короткий. У нашей двери стоит очередь таких типов. Не мы их ищем, а они сами просят нас принять капиталы для выборов. Да, именно так! Предложение фашистов интересное. Чтобы окончательно раздавить Паренаго, необходимо доплатить этому Покорному требуемую сумму. У меня мало времени, так что слушай: без моего звонка сам отправляйся к Удочкину и потребуй деньги для партии “Национальное недовольство”. Если он откажет, скажи ему, что Куракин пригрозил закрыть бизнес. Думаю, он даст тебе необходимую сумму. Деньги отвезешь в офис фашистов. По этому вопросу все. Потом заедешь в типографию “Основной инстинкт” — это на Пресне, — возьмешь у них семьдесят тысяч листовок в поддержку Паренаго и тридцать пять тысяч долларов — откат за размещение заказа. Производство листовок оплачивал наш спонсор, трастовая компания “Мамон”. Все это передашь в консалтинговую фирму “Ямин и дочери”. Они обязались под утро в воскресенье расклеить эти листовки на лобовые стекла автомобилей всего округа. На листовках специальный клей, просто так их не сорвешь. Тут нужен адский труд. Так что наш конкурент Паренаго надолго застрянет в печени избирателей. Затем заедешь к Горпиницу, водитель знает адрес. Возьмешь у него взрывпакет и доставишь к началу встречи с избирателями партии “Родная сторона”. Встреча состоится в зале “Россия”. Там передашь его Рылобойщикову — ты должен его знать, он частенько околачивается в четырнадцатом кабинете. Напомнишь, пусть взрывает пакет минут через пятнадцать после начала встречи. Не волнуйся, к настоящей бомбе он не имеет никакого отношения. Это специальный газ: вонища такая, словно всех опустили с головой в яму с дерьмом. Через минуту все разбегутся. Встреча будет сорвана. Голосов избирателей у них окажется меньше, чем у нас. Теперь ступай. Я должен уезжать. Завтра утром доложишь». Я вышел из кабинета, спустился к себе в каморку и присел на стул: «Неужели это их типичный образ жизни? В этом и есть их политическая этика? Имидж элитного сословия? Чем выше каста, тем безобразнее мораль! Чем богаче новые русские, тем аморальнее их поступки. Даже в тюрьмах и лагерях я такого вероломства не встречал! Надо бежать от них . Немедленно укрыться в одиночестве». Я снял с себя модный костюм иностранного производства, развязал галстук, расстегнул сорочку, стащил ботинки и облегченно вздохнул. Возникло такое ощущение, что я вернулся в привычную, правда, временную среду. Стремление к новой путивльской жизни захватывало все неотступнее. Но внутренний голос успокаивал: «Подожди, Караманов! Еще немного надо потерпеть. Скоро, скоро все начнется». Самоуверенной походкой, преисполненный решимости действовать дальше, преступить все границы дозволенного, но добиться своего, я навсегда оставил офис партии «Вперед, Россия!». По дороге в свою лачугу я вдруг вспомнил, что думал некоторое время пробыть среди ученых, чтобы провести дополнительные эксперименты. Что они дадут нового? И какую науку выбрать? Мне нужны были один-два эпизода общения с учеными человеками, чтобы понять их полезность в моей программе. Пойти к математикам? Это неопределенно и долго. Обратиться к физикам? В качестве эксперта по «единообразию концепции несимметричного тензора поля» или другой темы? У солидных физиков необходимо оформлять специальный допуск в их центры. На это могут уйти месяцы. А мне время терять нельзя. Постучаться к генетикам? Боюсь, они чрезвычайно консервативны, можно оказаться в трясине, выбраться из которой будет не так-то просто — и, опять же, на это потребуется время. К биологам, химикам, экономистам? Экономисты — самые мобильные. И к ним напрямую обращаться вовсе не надо: выбрал на компьютере статистику, взял
Вы читаете Я