растерзали посланника. В ответ Середин разгромил город. Он не любил напрасных смертей. Но уже не первый раз из-за нетерпимости к убийствам ему приходилось проливать немалую кровь. Иногда — свою. Чаще — чужую.
Время с радостью показало городу свою власть над внушительными творениями человеческих рук. Всего за два лета валы, когда-то вдвое превышавшие высотой стены Кивы, заметно расплылись и осели, местами в них образовались овражки, по которым в каждый дождь струились ручьи. Между овражками густо разрослись кусты, над низкой порослью растопырили веточки молодые березки. Прочные узловатые корни расползались в стороны, впиваясь в землю, кроны засыпали ямы листвой, словно стараясь выровнять ухабы. Еще лет пять-шесть — и ни один путник не узнает в бесформенном холмике город, в котором работали десятки мастерских, медеплавильные печи, в котором имелась канализация и самым забавным из возможных способов — открытыми ручейками — был проведен водопровод.
Для ведуна это была память. Для прочих кочевников — никчемные развалины, мимо которых они пронеслись, не повернув головы. Ближе к сумеркам темным бескрайним потоком воинство выхлестнуло к действительно огромному Птуху, раскинувшему свои стены на четверть версты в ширину, а стенами поднявшемуся почти на пять ростов человека. Еще на косую сажень над земляным валом поднимался вполне крепкий и ухоженный с виду тын, украшенный многими десятками бойниц.
— В прошлый раз его не было, — прикусил губу ведун. — Видать, война всех научила осторожности.
Вторым неприятным открытием стало то, что кочевники не заметили не то что ни одного жителя — не застали вне города ни единой скотинки. Видать, здешний гарнизон был настороже и, несмотря на стремительность нападения, застать его врасплох не удалось.
— Если они так сильны, то, может, не стоит затевать бойню? — вслух подумал Олег. — Может, хотя бы Птух способен на взаимовыгодную торговлю? Как считаешь, Чабык?
— Воля твоя, Приносящий добычу, — одновременно и согласился, и намекнул на отдельное обстоятельство кочевник.
— А ты что скажешь, Роксалана? — покосился на гарцующую рядом спутницу ведун.
— Ты оставил товары за двести кэ-мэ отсюда, мой дорогой торговец, — поправила сверкающий нагрудник воительница. — Не забыл?
— Значит, будем делать то же, что всегда, — тронул пятками коня Олег.
На удалении десятка саженей под земляным, поросшим сочной весенней травой, валом он натянул поводья и громко повторил привычные слова:
— Слушайте меня, жители Птуха! Слушайте и смотрите! Я тот, кто два года тому взял этот город именем мудрого Аркаима! Смотрите внимательно, жители Птуха, вы все должны меня помнить. Я тот, кто обещал городу покой и безопасность, если он не станет сопротивляться, и сдержал свое слово! Слушайте меня сами и передайте своему старосте! Я хочу, чтобы вы вновь открыли мне ворота и склонили головы! За смирение я вновь обещаю вам покой и безопасность! Даю вам времени до утра, смертные. С рассветом вы должны сдать город. Если мне придется послать на стены воинов, я уже не стану их останавливать, пока не умрет последний из горожан!
Наверху произошло какое-то шевеление, откинулись три светлых, недавно вставленных кола, и вниз, с трудом удерживая равновесие, побежал упитанный воин в толстом стеганом ватнике и похожей на танковый подшлемник шапке. Не удержавшись, он поскользнулся и на спине стремительно слетел по влажной траве вниз. Ремень расстегнулся, меч отлетел в одну сторону, косарь в другую, поясная сумка подкатилась почти к копытам.
— Разорви меня водяной! — Мужик поднялся, наскоро отряхнулся. Круглолицый, румяный, голубоглазый, рыжая с проседью борода…
— Не может быть! — спешился Середин.
— Это верно, — согласился тот, подергав себя за бороду. — Год тому отчего- то не росла.
— Любовод!!! — во весь голос закричал ведун, бросаясь к старому другу. Тот раскинул руки, и они крепко, до хруста в ребрах, обнялись. — Как ты, откуда? Ксандр где?
— Он за дальней стеной приглядывает, — чуть отодвинувшись, с интересом оглядел сотоварища новгородский купец. — Мужиков тут, почитай, не осталось. Я да он — и за старост, и за ратников, и за кобелей. Мы тебя, знахарь, похоронили вовсе. Ан ты живой! Как, откуда?
— Это я вас, честно говоря, похоронил, — мотнул головой Олег. — Аркаим поклялся, что выпустил вам кишки, привязал к лошадям и следом бегать заставил.
— Руки коротки у старого упыря нам кишки выпустить! Он, как ты пропал, едва умом не тронулся. Мы же, не будь баранами, тут же и утекли. Да чего мы здесь стоим? Таковую радость за шумным пиром обсуждать надобно! Эй, наверху! Бабы, ворота отворяйте. То не ворог, то друзья старые к нам наведались! Не будет крови, не бойтесь. Отворяй!
Птух тоже не мог похвастаться многочисленностью — но счет его обитателей шел хотя бы на сотни, а не на десятки. И пусть население его состояло почти из подростков, женщин и стариков, какое-никакое угощение подступившей армии они организовать смогли, выставив несколько бочонков вина, браги, солений, моченых яблок, меда, соленых арбузов и вяленых груш. С мясом было беднее — но как раз по нему кочевники и не соскучились.
Столы накрыли в городе, наверху: спускаться вниз, в темные, похожие на катакомбы, дома, кочевники отказались наотрез. Во всяком случае — поначалу. Потому как нукеры нежданно оказались не покорителями, а просто друзьями, многие из прислуживающих на пиру женщин и входящих в тело девах сочли возможным построить им глазки. Соскучившиеся в походе по женским ласкам воины устоять против такого не могли. А может, дело было и наоборот — ведун не приглядывался. Нашли люди общий язык — и хорошо.
— Вот уж не ожидал, вот не ведал! — никак не мог успокоиться Любовод. — Поначалу, честно скажу, и не признал. Токмо как ты про поход прошлый сказывать начал, так и догадался. Не признать, не признать! Заматерел! Урсулу и вовсе токмо по глазам от прочих баб отличить можно! Вот уж никак помыслить не мог, что жалкая и смирная рабыня твоя броню на себя нацепит и меч в руку возьмет, — ткнул пальцем в Роксалану купец.
Олег еле успел сильным рывком опрокинуть его на спину, а потому стремительный шамшер не снес новгородцу голову, а срубил угол открытого люка. Второй взмах ведун принял на свой клинок и сделал шаг вперед, оттесняя спутницу от друга:
— Ты сбрендила?! Он ведь просто обознался! — Середин оглянулся: — Это не Урсула.
— Я понял, — хрипло согласился Любовод. — Глаза… Токмо глаза и походят. Прощенья просим, ведун.
— И она тоже. — Олег отобрал у девушки оружие, вложил его обратно в ножны. — Сядь, тебя никто не оскорблял.
— Кто такая Урсула?! — Пальчики воительницы опять поползли к рукояти меча.
— Замолчи немедля! Угробишь всех, — наклонившись к ее уху, коротко шепнул Олег и, взяв за локоть, вернул на свое место. — У тебя хорошее вино, дорогой друг! Так и ударяет в голову. Или это Ксандр постарался?
Кормчий, за весь пир так и не проронивший ни слова, отрицательно покачал головой. Любовод же, наоборот, никак не мог угомониться:
— Вестимо же, не Урсула! Рази хоть что похожее есть? Токмо глаза, так и те другие. У невольницы узкие совсем были, что щелки. А у сей красавицы большие, что озеро лесное. Чудо, а не глаза! Жаль, жаль рабыню твою, ведун. Успел, стало быть, колдун ее в жертву принесть? Оттого вы пропали, что кровь ее на алтарь пролилась?
Роксалана забыла про меч и навострила уши. Известные ей общие намеки