сократили шаг и спустя еще пару часов остановились у того же ручья, но уже заметно ниже по течению. Напоив добычу и лошадей, они неторопливо двинулись дальше, чтобы уже в полной темноте расположиться на ночлег в уютной ложбинке. Отсюда выступили еще до рассвета и после полудня нагнали сотню, что вела на север табун примерно в две сотни голов, причем каждая лошадь оказалась навьючена тремя-четырьмя овцами. Степняки явно знали толк в правилах разграбления себе подобных. Здесь Судибей наконец-то обнял жену, на взгляд Олега показавшуюся не старше семиклассницы, поцеловал замотанного в платки малыша.
В сумерках «идущие за волком» миновали брод и тут же остановились, чтобы отвязать баранов: такой способ путешествия не шел на пользу ни лошадям, ни грузу. Возле брода выставили усиленные дозоры с луками — три смены по полсотни воинов. Но покоя воинов никто не потревожил. То ли отец и вправду отпустил «забравшего свое» сына, то ли просто не успел собрать силы для погони. Двумя десятками преследовать все равно бессмысленно, а собрать всех мужчин с дальних кочевий — это сколько времени пройдет!
Наконец последний переход — и все пять сотен вместе с добычей прибыли в лагерь возле Птуха еще до того, как под котлами загорелись первые костры.
— Сноу! Борд! Коня примите! — спешиваясь, крикнул Середин и уже в который раз усомнился, что имена подаренных в его отсутствие невольниц были такими от рождения. Девочки выбегать не торопились. Олег сам отпустил подпруги, снял седло. Выждал еще чуть-чуть, потом вошел внутрь.
Четыре женщины спали крестиком, голова к голове: две невольницы и Роксалана — в белых длинных рубахах, страшное чудовище с зубами на лбу и черными глазами — в неизменном сальном и вонючем балахоне из мягкого войлока. Старая ведьма почивала, совершенно не чуя подступающей опасности.
— Вот и тебя грибной супчик наконец-то подвел, — прошептал Олег, кладя руку на рукоять сабли, подкрался ближе…
Однако рубить или колоть спящую беззащитную женщину, будь она хоть трижды наркоманка и дважды карга, рука все-таки не поднялась. Душе хотелось чего-нибудь более злобного, но не кровавого. Поэтому он отступил ко входу, зачерпнул из бочки холодного пенистого кумыса, вернулся назад, занес чашу над жертвой… Тут глаза шаманки открылись, и она четко произнесла:
— На тебе проклятие, слуга пророчицы. Берегись! — И тут же поддала миску снизу.
Чаша подлетела вверх, вслед за ней невольно поднялся взгляд Середина — а когда опустился, Урги на месте уже, разумеется, не было. Все, что успел сделать ведун, так это поймать уже наполовину пустую емкость. Остатки прокисшего кобыльего молока выплеснулись на лицо Сноу. Или Борд — Середин пока так и не научился их различать. Девочка вскрикнула, села, протерла залепленные глаза.
— С добрым утром, милая. — Олег допил остатки кумыса. — Сходи, напои коня. Заодно и умоешься.
Страж степей
Конечно, можно провозгласить себя цивилизованным человеком и не верить суевериям, но вольно или невольно мы подчиняемся этим страхам. Они сидят в подсознании каждого на уровне генетической памяти. …Это очень напоминает обряд «туган жерге аунату» (обваливание в родной земле), который до сих пор не забыт: человека, после долгого отсутствия вернувшегося из зарубежья, катают по земле. Считается, что таким образом Мать-земля (Жер-ана) дает почувствовать, напоминает своему ребенку дух Родины. При этом самая старая женщина говорит: «Не забывай, что ты родился на этой земле, выполняй свой сыновний долг!»
Судьба кочевника похожа на велосипед: только остановишься — сразу упадешь. Олег, волею судьбы оказавшийся скотовладельцем, должен был постоянно думать об одном и том же: о траве. Обширные земли вокруг Птуха, почти не тронутые горожанами после ухода колдунов, тоже оказались конечными. Лошади и овцы немалой армии выщипали их всего за неделю. А уж после появления еще почти тысячи голов разномастной животины, взятой в кочевье Судибея, стада пришлось отогнать на пять верст к югу. Но это была лишь полумера. Живое богатство двигалось все дальше и дальше, пусть и со скоростью черепахи, а значит — уже через пару дней могло оказаться на берегу Урала. Нужно было или уводить его в новые места, или разбивать на небольшие стада, с которыми легче управляться отдельным семьям — и рассыпаться в стороны, дабы осесть в трех-четырех переходах друг от друга, поставить юрту и спокойно выжидать, пока овцы и коровы лениво слоняются по выбранному для хозяина пастбищу.
Воины расходиться не хотели. Одни еще не получили своей доли от добычи, другие не имели права даже на это. А потому путь для собравшейся армии был только один…
— Конному до Стены можно пройти за месяц, — с легкостью объяснил Судибей, когда на пиру по случаю успешного набега Олег словно ненароком задал ему этот вопрос. — Но это коли у хана небольшая свита и никакого груза. Только припасы да заводных в достатке. Идти сотней или двумя — втрое дольше получится. Много воинов, много припасов. Заводными не обойдешься да много и не возьмешь — траву съедят. Обоз придется собирать.
— А коли сотен не две, а тридцать, тогда как? — уже прямо задал вопрос ведун.
— Тридцать? — в задумчивости откинул назад голову ханский сын. — Плохо, коли тридцать. Тридцать из колодца не напоить. Они и родник любой осушат, и озера дождевые малые. Да еще обоз… Дрова нужны, юрты. Мало ли… Непогода застанет, али отдохнуть понадобится. Тут уж все равно, а путь долгий.
— Нешто непроходима степь для храбрых воинов? — не удержался староста Бий-Султун и подлил хану кумыса.
— Таким числом един путь выходит — вдоль реки, — развел руками степняк. — Через наше кочевье к Ильмяку, там на Тохтыш. За ними два, а то и три сухих перехода выпадет, до потом озеро Жульер будет. Оно не пересыхает, родниковое. Там в долине озер изрядно, Тараз по порубежью обойти можно, дабы в сечу не вступать. Город там стоит в долине. Зело большой — стены высокие, воинов несчитано. Там меча обнажать не стоит. Опосля опять к реке выйдем, и по ней — до Белого моря.[4] Его закатной стороной обходят обязательно, на востоке вода ядовита. Горы там ужо, непривычно. Зато от моря Или течет, и долина широкая. Из той долины в соседнюю перевалить, а там и до Стены недалече. Но тут меньше четырех месяцев никак не получится. И то коли повезет.
— А со скотом? — внутренне сжавшись, задал последний вопрос ведун.
— Тут уж разницы нет, хан волка, — с наслаждением выпил кумыс степняк. — По рекам воды хватит. Токмо с выпасом тяжко выйдет. Прямо гнать — так падет скотина, травы не хватит. Петлями придется идти. Менять их. Одних от воды отводить, других к воде. Через день менять. Разводить широко надобно, дабы всем пастбища хватило. Большие зело концы выйдут, тяжелые.
— Еще и охранять как-то, — согласно кивнул Середин. — Плечо большое, от края до края день скакать придется. Коли с одной стороны кто нападет, с другой никто и не узнает.
— Нет, не так делать надобно, — замотал головой Судибей. — У стад и впереди дозоры малые выпускаются, дабы издалека опасность заметить и знак подать. Хоть сырым дымом от факела. Ан сотни кулаком собранным показывать. Кочевья тамошние известны, путь-то торный. Заворачивать надобно в кочевья да упреждать, что с миром мимо пройдем. Пастбища мы им, знамо,
