С зеленоватой стены на меня смотрел смеющийся дельфин…
Где-то в этой квартире, в пропахшей нафталином темноте шкафа хранились вещи, на которые мне хотелось взглянуть. Вещи… Вещички… Барахло… В комнате с дельфином платяных шкафов не было. Был диван, на котором сидел я, был стол, возле которого примостилась Валя. С потолка свисала хрустальная люстра в форме кристалла. Был еще застекленный книжный стеллаж; в углу, у окна, растопырил черные ножки телевизор.
Полгода назад в этой квартире жила Лира Федоровна. Жила без прописки, как выяснилось. Штампик о выписке в ее паспорте был поставлен без малого год тому… Тогда она известила паспортный стол о том, что намеревается ехать в Караганду. С мужем… Но муж уехал, а она осталась в Заозерске… И вот теперь…
– Она никогда не говорила вам, что собирается покинуть Заозерск?
– Нет. Но почему вы об этом спрашиваете? Разве она?…
– Да, она прислала письмо. Хочет уволиться с работы…
– Что же она пишет? Когда приедет?
– По-моему, она не намерена возвращаться.
Валя задумчиво смотрела на меня. Но я мог бы поручиться, что меня она не видит. Молчание длилось долго. Минуту, может, две. Наконец, Валя тряхнула головой, словно пробуждаясь ото сна, и сказала:
– Понимаю. Вы подумали о ее вещах.
– Я кивнул.
Она пожала плечами и встала. Мы прошли во вторую комнату. Здесь стояла кровать, два платяных шкафа, высокое зеркало. Над кроватью висела картина. Я узнал ее сразу. Девица с винтом врезалась в мою память на всю жизнь. Я улыбнулся ей, как старой знакомой, хотя, честно говоря, улыбаться мне не хотелось. Потом я поглядел на Валю.
– Никогда бы не сказал, что это – вы.
– Мама говорит то же самое. Но он рисовал меня. Витя всегда отступал от натуры. Он считал, что главное – это внутренний мир…
– Чей?
– Художника, творца… Его видение, его призма, через которую он познает радугу мира…
– Тогда все ясно, – сказал я. – Радуга мира – это, конечно, здорово. Жаль только, что вашей маме она недоступна.
Валя кинула на меня быстрый взгляд и тихонько вздохнула. Может, ей тоже стало жаль свою маму, может, для вздоха был другой повод, не знаю, но о картине мы больше не говорили. Вещи, вещички, барахло заслонили от меня эту картину, а вместе с ней и внутренний мир покойного Вити Лютикова, ту самую «призму», через которую он пришел к девице с винтом.
И заслонили надолго…
А вещи, что ж… Пальто и платья, кофточки и сапожки, юбки и блузки – всего понемножку, но на два больших чемодана вполне хватило бы. Когда Валя выдвинула ящик с бельем, я поднял руки.
– Достаточно.
Мы вернулись к дельфину. На столе исходил паром чайник. За столом сидела Валина мама.
– Валюша, это правда, что Лиру ищет милиция? – спросила она, игнорируя мое присутствие.
– Правда, – сказал я.
– Ужасно, – сказала мама, теперь уже обращаясь ко мне. – Такая приличная женщина. Никогда бы не поверила…
– А чему? – невинно спросил я.
– Ну как же, – Валина мама даже удивилась. – Вы ведь ищете…
Сообщив это, Валина мама одарила меня неодобрительным взглядом. Причина стала мне ясна после того, как она произнесла несколько сумбурную речь в защиту прав гражданина и закончила ее требованием предъявить ордер на обыск. Я ответил в том смысле, что готов похлопотать, если Валина мама считает, что процедура обыска доставит ей удовольствие. Но мне казалось, заметил я, что вопрос этот можно было решить, не прибегая к крайним мерам, и что именно поэтому я пришел к ним в дом не как официальное лицо, а как добрый знакомый, причем после предварительной договоренности о визите с Валей. Валя при этом сказала: «Да, мама, да», – и мама немедленно сменила гнев на милость: я был торжественно приглашен «откушать чаю».
Разговор за столом, естественно, вертелся вокруг Лиры Федоровны. Говорила, впрочем, преимущественно мама, а Валя сидела задумчивая. Когда чаепитие закончилось и мама унесла посуду на кухню, Валя сказала:
– Женщины совершают иногда очень странные поступки…
– Вы имеете в виду Лиру?
– Не только. Не знаю, поймете ли вы то, о чем я подумала.
– Я постараюсь, – пообещал я шутливо. Но Валя шутить была не расположена. Она окинула меня долгим взглядом, потом посмотрела на дельфина, словно прося у него совета.
– Женщина всегда чего-то ждет, – сказала она после непродолжительной паузы. – От жизни, от любви. Ее почти никогда не удовлетворяет существующее положение вещей. Очень часто это просто неосознанное ожидание, совершенно безотчетное. Она объясняет себе его иногда неустроенностью быта, еще чем- нибудь… Иногда даже не пытается объяснить… Но ждет всегда.
