мичмана, который стоял на качающейся палубе, словно ему башмаки к ней гвоздями приколотили.
Из капитанской рубки на сторожевике кто-то выглянул.
— Та-рищ ка-ап-ан! Мною задержан нарушитель, госграницы! — браво проорал мичман, задирая голову куда-то вверх и нагоняя побольше жути.
— Давай его сюда.
В железной стенке рубки открылась дверь, из-за которой пахнуло теплым воздухом.
— Вперед! — прикрикнул мичман, словивший шпиона.
Дверь захлопнулась.
И через четверть часа распахнулась снова.
— Места у нас тут хорошие, — ласково говорил улыбающийся от уха до уха мичман, аккуратно поддерживая кавказца под локоток. — Осторожней, тут ступенька… Рыбы — завались, ночи белые… Семенов, твою мать!.. Чего хлебалом щелкаешь? Убери свою пукалку, помоги товарищу!
Семенов бросил за спину автомат и побежал помогать товарищу. Его лицо в точности стало походить на лицо мичмана — такое же доброе и гостеприимное, словно в паспорте нашлись не один, а сразу три допуска.
— Осторожненько… Тихонечко… Ножку вперед…
Кавказца, подставляя ему руки и плечи, перетащили на катер и сбросили швартовые концы.
— Семь футов под килем! — крикнул на прощание, подняв ладонь к козырьку фуражки и сладко улыбаясь, мичман.
Катер отвалил от сторожевика.
Матросы стояли, смотрели на удаляющийся катер.
— Чего раззявились, вашу…?! — гаркнул мичман, выводя подчиненных из мечтательного состояния. — Это уважаемые люди, тухлого осьминога им… Ученые! Эти, как их, ихтиологи, мать их всех задери… Иди давай шустро в кубрик, в клюз тебе мазутную ветошь…
Матросы спорить не стали — раз ихтиологи, значит, ихтиологи… Начальству с мостика виднее. Прошлый раз, когда на сторожевике на рыбалку ходили, — были народные, которых мичман возле морвокзала по две сотки снял, артистки. Хорошие артистки, талантливые и точно народные, потому что после мостика потянулись к народу, в матросский кубрик…
Катер ходко шел, вспарывая форштевнем волну.
Стрелка компаса гуляла возле нулевого градуса с буквой «N».
«Странные какие-то туристы, — думал про себя стоящий за штурвалом капитан. — На хрена им эти маяки сдались, у которых ни вида, ни архитектуры? Чего там фотографировать?.. Там, поди, уж и лампочки все давно разворовали…»
Через полчаса он, переложив штурвал, лег на курс «Nord-nord-ost».
Возле маяка, застопорив ход, катер лег в дрейф. Подходить ближе было опасно — глубины не позволяли. Гидрограф обычно вставал на якоря еще дальше. И если на маяке нужно было что-то сделать — стекло сменить или что-то подремонтировать, — с судна спускали мотобот, который подходил к импровизированным сходням — вбитым в грунт сваям с настеленными поверх досками — или втыкался прямо в берег. Но у катера осадка была выше, и приходилось ждать. Через полчаса-час начнется прилив, и быстро прибывающая вода, наползая на берег, закроет отмели…
Пора!..
Капитан осторожно подвел катер к сходням с подветренного борта, чтобы не своротить хлипкое, которое никто сто лет не ремонтировал, сооружение. Набросил на проржавевший кнехт петлю, подтянул конец.
Все, он свое дело сделал.
На палубу вылезли позевывающие кавказцы. Они зябко поеживались, недоуменно поглядывая на наручные часы и на небо. Часы показывали три часа ночи, а вокруг было светло, как днем. А все потому, что до Полярного круга было рукой подать.
— Вот он, маяк, — показал капитан на ажурную, сваренную из металлических уголков вышку, стоящую на берегу.
Когда-то этот маяк работал, мигая проходящим мимо судам, указывая им путь и обозначая опасные мели. Но это когда было!.. Когда суда еще в море ходили! С тех пор маяки позабыли-позабросили, маячников, где они были, поувольняли, а обслуживающие суда переплавили на патефонные иголки.
Был Северный морской путь — да весь вышел! Впору заново его открывать!
Кавказцы, опасливо хватаясь за леера, попрыгали на сходни и, с непривычки, после долгой болтанки покачиваясь, сошли на берег. За каким дьяволом им понадобился маяк, капитан больше не думал, потому что пошел спать — ему еще предстояло свое судно обратно вести.
Он пошел спать, сделав самое мудрое, что только мог сделать!..
Через час его разбудил оставшийся на борту кавказец. На сходнях столпились размахивающие руками пассажиры. Рядом с ними стояли большущие прямоугольные сумки. Судя по всему, тяжеленные, потому что они вдвоем их еле-еле поднимали.
Чего это они — камнями, что ли, их набили?..
Нет, вряд ли, слишком у них форма правильная. Уж не аккумуляторы ли это?
Капитан вспомнил, как они, мучась и отчаянно матерясь, таскали ящики аккумуляторов на маяки. На этот — ладно, этот почти на уровне воды стоит, а кое-где приходилось карабкаться по размытым дождями тропам на стометровую высоту.
За каким лешим им аккумуляторы понадобились? К машине их не приспособишь, к моторке тоже… Может, для освещения? Неужели и их к делу приспособить додумались?
Капитан притерся к сходням и, удерживая катер на малых оборотах против накатывающей волны, бросил причальный канат.
— Держи конец!
Начинающие привыкать к морской жизни и терминологии кавказцы поймали его, кое-как привязали к кнехту и довольно успешно переправились на борт катера, перетащив на него сумки.
Всё? Можно отходить?..
Можно…
Капитан дал сирену и отвалил от сходней, держа курс в открытое море.
Кавказцев он ни о чем не спрашивал — а зачем, у каждого свой бизнес: у него — свой, у них — свой. Если они нашли место, куда можно сдавать это вторсырье, значит, они молодцы, значит, они умнее местных жителей, которые до этого пока еще не додумались!
— Куда дальше?
— А еще маяки есть?
— До чертовой матери!
— Тогда давай езжай к следующему!
Через двадцать часов катер пришвартовался к знакомому пирсу. Кавказцы вытащили из трюма сумки, перетащив их на берег. Почти сразу же туда подъехал грузовик — тентованный «КамАЗ» с местными номерами.
С трудом, кряхтя и гортанно перекрикиваясь на своем языке, кавказцы забросили сумки в кузов.
«Хорошо, если бы их у них кто-нибудь взял», — подумал бравый старпом.
Тогда они, возможно, приедут за следующей партией товара и снова наймут его. А он тех маяков знает только по этому побережью десятка полтора, и на каждом из них этих брошенных аккумуляторов как грязи!
В рубку зашел один из кавказцев и, пошарив в кармане, вытащил доллары.
— Нет, — запротестовал капитан. — Я свое уже получил.
Хотя свое он еще не получил.
— Это премия, — сказал кавказец.
Капитан взял предложенные ему деньги. Дают — бери, а бьют — беги.
— Если вам ещё нужно будет зачем-нибудь в море, милости просим, — прочувствованно сказал он.
Эти пассажиры, с лицами кавказской национальности, понравились ему гораздо больше, чем прежние,
