ногой в живот. И еще, уже упавшего, в бок.
— Готов, — сказал Грибов.
— Эй, алкаш, руки развяжи, — попросил Григорьев.
Но алкаш, улучив мгновение, ринулся к двери.
— Стой! Дурак! Мы тебе ничего не сделаем…
— Да черт с ним. Куда он денется. Лучше развяжи.
Грибов доскакал до своего напарника и, встав на колени, вцепился зубами в узел. Вытянул одну петлю. За ней другую. Веревка спала с кистей.
— Где девочка? Ищем девочку…
— А эти?
— Эти потом…
Девочка сидела в соседней комнате. Той, что была ее тюрьмой. И, забившись в угол, испуганно смотрела по сторонам.
— Успокойся, — как можно более мягко сказал Грибов, — все уже позади. Все закончилось… — И попытался погладить ее по голове. Но та вскинулась и затряслась от страха. Она не верила уже никому. И боялась всех.
— Оставь ее. После всего увиденного ей год надо приходить в себя.
Следователи вышли из комнаты, тихо притворив за собой дверь. И сели за стол. На котором недавно лежали.
— Ну где твой дежурный? Который через три часа? — спросил Григорьев.
— Сейчас поинтересуемся, — ответил Грибов и вытащил мобильный телефон. — Дежурный?
Ты где был, дежурный? Все это время?
Я же просил через три часа.
Ах уже выехали?
Ну тогда спасибо. Дежурный.
Выехали.
— Я слышал.
Следователи замолчали, переживая перипетии недавнего боя. Каждый про себя.
— Вообще-то я соврал, — сказал Григорьев.
— Насчет чего?
— Насчет спички. Вообще-то твоя жена говорила, что ты очень даже ничего мужик. Особенно когда дома не ночуешь.
— Да я же не женат.
— Ну да! А кто же мне тогда об этом говорил?..
И оба следователя нервно расхохотались. Чересчур громко. Как хохочут не когда смешно, а когда уже не страшно.
Глава 36
Первым застонал пришедший в себя банкир. И повернулся лицом вверх.
— Ну вот и любящий папаша очухался, — обрадовался Григорьев. — Как самочувствие несостоявшегося миллионера?
— Ну и чего вы добились? — почему-то очень спокойно сказал банкир.
— Надеемся справедливости. По совокупности трех статей.
— Наивные мечтатели. Никаких статей не будет, — криво усмехнулся банкир.
Следователи переглянулись.
— А это мы посмотрим.
— И смотреть нечего. Что и кому вы можете рассказать? Что я организовал похищение собственной горячо любимой дочери ради получения двух миллионов долларов? И потом хотел ее убить? Кто вам поверит? Кто поверит следователям, проводившим противозаконное расследование? В нарушение всех процессуальных норм. А прямых доказательств у вас нет.
— У нас есть девочка.
— Девочки у вас тоже нет. Девочка не может давать официальные показания Она еще маленькая. И к тому же, из-за всех этих потрясений, совершенно не отвечающая за свои слова. У нее случился нервный срыв и связанные с этим болезненные фантазии. Что я, как отец, на следствии и скажу. И что, смею вас уверить, подтвердит любой детский психиатр. По моей просьбе.
Вымогатели? Они будут молчать. Потому что за молчание им светит от силы год. Как за хулиганство. А за чистосердечное признание, связанное с попыткой убийства несовершеннолетнего ребенка, — десять. Они будут молчать
Да и о каком деле идет речь? О похищении ребенка? Каком похищении? Которого не было?!
Насколько я осведомлен, о преступлении подобного рода обычно заявляет потерпевшая сторона. То есть я или моя жена. Мы заявляли о похищении? В официальном порядке? Нет. Не заявляли. И значит, потерпевшей стороны нет. Есть глупая возня двух отстраненных от работы дилетантов-следователей.
Похищения не было. Была глупость. Просто девочка уехала в гости к одним нашим знакомым, которых не было дома. И по неосторожности захлопнула дверь. И не смогла выйти наружу. А родители вообразили бог знает что…
В конце концов девочка нашлась. Благодаря стараниям приглашенных мною старинных приятелей. Которые обшарили все возможные, где она могла быть, адреса. В том числе и этот…
Все закончилось бы совсем хорошо, если бы туда же одновременно с ними не ворвались не разобравшиеся в ситуации следователи. Которые, не предъявляя никаких ордеров или иных документов, но угрожая оружием, уложили всех лицом в пол. И затем жестоко избили.
— Но деньги. Но два миллиона долларов!
— Деньги? Деньги — это сугубо банковское дело. Сугубо! И смею вас уверить, никто не принес бы вам заявления о пропаже вышеназванной суммы, даже если бы она вдруг потерялась. А она нашлась. Вы наивные люди, если надеетесь на поддержку банка. Никто не станет светить свой закулисный баланс перед милицией.
Нет, деньги тоже не проходят.
Единственно, за что вы меня можете привлечь, это за незаконное ношение огнестрельного оружия. Что в моем случае не является серьезным правонарушением. Так как я этот пистолет нашел здесь недалеко, в кустах, и шел сдавать в ближайшее отделение милиции. Что сможет, как дважды два, доказать любой приличный адвокат. Который у меня будет не один, а которых будет десяток.
Григорьев дернулся в сторону банкира.
— Ну, ты сволочь.
— Нет. Лишь здравомыслящий человек. Который вынужден и который умеет себя защищать.
Теперь подумайте о негативе. О вашем негативе. О превышении служебных полномочий. О незаконном проникновении в чужое жилище. О несанкционированной установке подслушивающих устройств… Хватит этого на служебное расследование с последующим обрыванием погон? Думаю — с избытком. Тем более что я приложу максимум усилий для, как принято говорить у вас, очищения рядов… Это еще неизвестно, кто первый из нас присядет на ту скамейку. И кто с нее первый встанет.
Отсюда, как здравомыслящий человек неглупым людям, предлагаю разойтись миром. Этих, — кивнул банкир на все еще пребывающих без сознания бандитов, — я возьму на себя. Девочка поедет лечиться на Багамы. Вас я всячески расхвалю перед начальством, выбью по дополнительной звезде и от себя лично предложу премию в размере столетнего оклада. Ну то есть то, что вы могли бы заработать за сто лет беспорочной службы. В самой твердой валюте. Купите себе квартиры, машины. И сможете жить по- человечески.
Конечно, вы можете отказаться от квартир, машин и денег. И получить взамен… А что, собственно, получить? Девочка спасена. Вернее, девочку никто никуда не похищал. Преступники отсутствуют. Что еще?
