— Времянку нельзя. Не положено. Двери не закроются. Надо новый кабель тянуть. Но вы не думайте, мы вам питание наладим лучше прежнего. Вот.
Боец поставил на стол судки и поднос, заполненный аэрофлотскими упаковками с хлебом, маслом, колбасой и прочими одноразовыми закусками.
— Здесь суп. Здесь салат. Здесь второе.
— А есть чем?
— Как чем? Ложкой и вилкой.
— И где они?
— Да вот же. В целлофане. Одноразовые. Ложка, вилка и нож действительно были одноразовыми. Пластмассовыми.
— Ну вы даете!
— Культура.
Какая к черту культура?! Пластмассовые ножи — культура?
— Слушай, а простую ложку и нож нельзя?
— Почему нельзя? Можно. Я в следующий раз принесу.
Но в следующий раз нож не принесли. И в следующий тоже.
Теперь полковник по-другому взглянул на окружающую его обстановку. Например, на отсутствующее, которое раньше было, зеркало. На электрическую, вместо обыкновенной, бритву. На… В общем, на полное отсутствие пригодных для нападения и обороны предметов.
И выходит, что его либо по причине большой к нему любви оберегают от случайных порезов, либо… Либо изолируют в этом бетонном мешке.
Похоже, что изолируют.
Из чего следует, что они… Что его бывшие соратники преследуют какие-то свои интересы. Потому что не сдают милиции и… не выдают металлические ножи.
Почему не сдают? И почему не выдают?
Почему?..
Зубанов поднял трубку.
— Привет, «замок».
— Здравствуй, полковник.
— Надо встретиться.
— Претензии к содержанию?
— К отношению. Вас — ко мне. И к отсутствию столовых ножей. Я жду тебя.
— Хорошо. Буду.
«Замок» прибыл через пять минут.
— Сдали меня? — в лоб спросил полковник.
— Пока — предоставили убежище.
— Для последующей сдачи?
— Может быть, и так.
— Инициатива твоя?
— Нет. Нового Хозяина.
— Я-то каким боком его задел?
— Не знаю.
— Почему сразу не сдал?
— Пытаюсь торговаться.
— Успешно?
— Нет. Проторговался вчистую.
— Меня проторговал?
— Тебя.
Зубанов замолчал.
— Другого выхода не было. Вопрос стоит так, что или ты, или все.
— Что теряют все?
— Работу. Квартиры. Некоторые свободу.
— За незаконное хранение оружия?
— Да. И еще за пособничество особо опасному преступнику.
— Мне?
— Тебе.
— Ты считаешь, что убил я?
— Не знаю.
— Значит, считаешь, что я
— На винтовке были твои отпечатки пальцев.
— Не все ли равно? Раньше тоже случались мертвецы. Но раньше мертвецы не вставали между нами.
— Здесь дело особое. Этот мертвец не наш. Этот мертвец твой. Личный.
— А если я не убивал?
— Все равно. Теперь изменить ничего невозможно. Или в тюрьму идешь ты. Или все мы. Нас прижали в угол.
— Тогда лучше я.
— Мы решили так же.
— Когда?
— Через два дня. Дольше я тянуть не могу.
— Иного выхода нет?
— Есть.
«Замок» вытянул из кобуры пистолет. Вытащил из него обойму. И выщелкнул из обоймы все патроны. Кроме одного. Загнал обойму обратно в пистолет и протянул его рукоятью вперед полковнику.
— Все, что могу.
Зубанов взял пистолет, секунду подумал и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.
«Замок» не дрогнул. «Замок» смотрел на полковника и на пистолет и не пытался уйти с траектории возможного выстрела.
Но выстрела не последовало. Ни в ту, ни в другую сторону.
— На. Забери, — сказал Зубанов. — Стреляться я не буду. Потому что слишком многие этого хотят. «Замок» принял пистолет и сунул его в карман.
— Извини, командир.
«Замок» не был предателем. Был военным диверсантом, который ради сохранения целого был научен и умел жертвовать частным. Например, ради спасения боевой группы жертвовать отдельными бойцами. Или даже командиром. В боевых или приближенных к ним условиях.
Сложившиеся условия были почти боевыми. Хозяина убили. Причем не исключено, что убил бывший начальник его охраны и непосредственный командир «замка», полковник Зубанов. Потому что имел к тому основания, не имел алиби и оставил на затворной части винтовки отпечатки своих пальцев.
Само по себе убийство «замка» трогало мало. Трогало то, что полковник не согласовал с ними свои планы. И тем подставил под удар личный состав Вначале выстрелом. Потом побегом.
Но даже если предположить, что полковник не виноват, что он никого не убивал, все равно он остался в одиночестве и остался в стороне. И значит, сдавать следовало его, сохраняя личный состав. И сохраняя нового командира. То есть себя.
Такое решение было наиболее целесообразным в сложившейся ситуации. И значит, единственно верным!
— Прощай, командир!
— Будь здоров!
Зубанов тоже не считал своего бывшего зама предателем. Потому что в аналогичных условиях поступил бы точно так же. Точно так же, как тот поступил с ним…
