Утром двинулись в горы. «Рафик» трясся на разбитой дороге, сползая колесами в свежие воронки. Костя вначале возбужденно бегал с камерой, снимал остовы давно сгоревших автомашин, разбросанные гильзы, потом устал, поуспокоился, но аппарат на всякий случай держал наготове.
Два раза случайные военные предупреждали об опасности, о том, что дорога дальше, вон от тех кустов до того мостка, простреливается и ехать надо как можно быстрее или ждать ночи. Ждать не хотелось, а хотелось, набрав материал, скорее попасть домой. Опасные участки проскакивали с чувством какого-то детского восторга. Словно в казаки-разбойники играли. «Рафик» мотался из стороны в сторону, в днище колотили камни из-под колес. И казалось, вот сейчас, через минуту хлестанет по окнам автоматная очередь. Даже хотелось, чтобы была очередь и даже, возможно, легкое ранение. Но было тихо. Война спала. И поэтому страшно не было. И еще не было страшно потому, что это была чужая война и убивали на ней чужих людей, не меня, не моих знакомых. Чужая война всегда представляется немного несерьезной, игрушечной. Пострадать в ней кажется невозможным.
— Привал! — объявил водитель, — вода в радиаторе закипела.
Непонятно откуда к остановившейся машине вышли несколько вооруженных людей.
— Табак есть? — спросили они.
Журналисты поделились сигаретами. Бойцы, или кто они там, сели прямо на дорогу, закурили, изредка поглядывая в сторону машины, спросили:
— Вы кто?
— Журналисты, — ответил редактор, рассчитывая на дальнейший разговор, но бойцы курили, молчали.
Костя вытащил камеру и украдкой, из-за «рафика», начал снимать. Его заметили.
— Выключи камеру, — тоном приказа потребовал один из военных.
Костя, дружелюбно улыбаясь, вышел из-за «рафика», продолжая снимать.
— Я сказал, выключи камеру! — с угрозой повторил военный и поднял автомат.
— Да брось ты, — остановили его, — пусть снимает.
Говоривший опустил автомат к земле, отвернулся, выругался.
— Можно спросить? — еще раз попытался раскрутить интервью Сергей.
— Спрашивай, — согласился самый старший.
— Вы кто?
Военные переглянулись, хмыкнули и ответили односложно:
— Солдаты.
Где-то недалеко сыпанула автоматная очередь. Военные инстинктивно пригнулись, развернули оружие на звук, попрыгали в кювет. Оттуда раздалось несколько одиночных выстрелов.
— Поехали, поехали, — заторопился водитель.
Костя еще некоторое время шел по обочине, ловя уходящих в объектив.
Прогремело еще несколько выстрелов. И снова стало тихо. Поехали
Через несколько минут война придвинулась вплотную. Поперек дороги стоял изрешеченный пулями медицинский автобус. Возле него вплотную друг к другу лежали несколько трупов. Под обочиной сильно кричал раненый, которому оказывали первую помощь. Его лицо, одежда, волосы были густо залиты кровью.
— Что здесь произошло? — пытались дознаться журналисты, но на них не обращали внимания — бегали, вытаскивали из автобуса вещи, переносили раненых, сносили в кучу убитых.
Костя перебегал от одной группы к другой, снимал крупным планом пулевые пробоины в бортах автобуса, кровь на сиденьях, застывшие лица мертвецов.
— Не мешайте, отойдите, — толкали, отодвигали его в сторону.
Но Костя честно выполнял свой профессиональный долг, на толчки внимания не обращал, отодвигался и придвигался снова, не думая о том, что снимает, а думая только о фокусе, освещенности, аккумуляторах и качестве «картинки».
— Вы что, сами не видите? — огрызались на вопросы участники недавней трагедии. — Ну, стреляли. Из автоматов. В Красный Крест. Конечно, видели…
Телевизионщикам и Сергею вдруг вспомнилась случившаяся минутами назад встреча: неразговорчивые военные с автоматами, сигареты, привал… Неужели?
Со стороны гор подкатила военная машина. Из нее попрыгали солдаты, выстроились цепью, пошли от дороги, расходясь веером.
— Поезжайте, — потребовал подошедший капитан, — быстрее, здесь небезопасно.
— Мы группа телевидения, — начал редактор.
— Плевать. Я сказал, уезжайте. Еще за вас отвечать не хватало, — повторил капитан и стал громко отдавать какие-то приказания. Снова повернулся и, взмахивая рукой, словно подталкивая киношников в спину, крикнул:
— Давайте, давайте проваливайте!
За последующие двое суток журналисты переполнились информацией — плохой и хорошей, трагической и смешной, «горячей» и совершенно ненужной — под завязку. Костя забил все взятые кассеты, Сергей заполнил блокноты. Казалось, прошли не часы — недели. Все устали и стремились домой.
— Приеду, сдам материал, нажрусь водки и все забуду, — грозился Сергей.
Водитель, довольный завершением экспедиции, хохотал в голос, пел песни, крутил баранку.
— Водки ты, конечно, нажрешься, а забудешь вряд ли, — не верил редактор.
Костя озабоченно протирал объектив. Марина прижималась плечом к плечу Сергея.
Возвращаться решили другой, более короткой дорогой. К сожалению, человек не всегда может предвидеть последствия своих, на первый взгляд, незначительных поступков. А жаль. Насколько менее трагической была бы жизнь каждого человека и насколько менее печальной история всего человечества, умей мы заглядывать вперед.
С одной разбитой грунтовки «рафик» свернул на другую, точно такую же. Никто не заметил никакой разницы — те же воронки, та же пыль. А между тем эта развилка необратимо изменила ход судеб и телевизионщиков, и Сергея, и водителя.
«Рафик» мотался от обочины к обочине, пассажиры дремали, бились головами об окна, друг о друга, но все равно спали, измученные последними практически бессонными сутками.
— Какие-то люди впереди, — сказал водитель, — машину останавливают.
— Плюнь и поезжай, — посоветовал редактор. Прозвучал одиночный выстрел.
— Стреляют, — сказал водитель.
— Ну черт с ними, остановись. «Рафик» притормозил. Редактор, ворча, полез к выходу.
— В чем дело? — привычно начал он, наполовину высунувшись из приоткрытой дверцы, — мы группа телевизионных журналистов…
— Выходите, — приказал военный в офицерском бушлате.
— Вы не поняли…
— Я сказал, выходите, — громче приказал военный и за воротник буквально выдернул редактора из машины.
Редактор не испугался, скорее удивился неожиданной грубости. Костя потянул из кофра камеру.
— Что вы себе позволяете?! — возмутился редактор.
— Идиот, — как-то даже сокрушенно произнес военный и, вскинув автомат, поверх «рафика», поверх головы редактора дал очередь. — Даю полминуты!
Все вышли, выстроились у обочины. Молодые парни в форме и гражданке вытаскивали из «рафика» кофры.
— Вы будете отвечать, — не очень уверенно угрожал редактор. — Какой вы части? Кто ваш командир?
Военный в полушубке не обращал на него никакого внимания. Парни вскрыли кофр, вытянули камеру и, потешаясь, стали наводить ее друг на друга.
— Вы что, охренели! — закричал Костя. — Это же аппаратура! Она состояние стоит! Эй, кретины!
— Оставь, Костя! Ты же видишь, — попыталась успокоить его Марина.
— Да ты что! Мне до конца жизни за нее платить! Эй, придурки, оставьте аппарат!
