маршевых колонн в дозоре и в первых шеренгах наступающих цепей, а в случае чьего-нибудь предательства быть главными подозреваемыми.
Что Аслан Салаев понял очень быстро. Понял, что если он хочет остаться в живых, а ему очень хотелось остаться в живых, то следует подыскать себе какое-нибудь теплое местечко. «Степень теплоты» которого на любой войне определяется удаленностью от передовой и близостью к штабу. Правда, это на обычной войне, в партизанской все оказалось куда как сложнее.
Он стал ждать удобный, чтобы выслужиться, случай.
Который представился…
Один из известных в Чечне полевых командиров задумал устроить набег на железнодорожную ветку, соединяющую Чечню с Россией, и ему требовались минеры. По своей воинской специальности Аслан, тогда еще бывший Степаном Емельяновым, был сапером и поэтому вызвался участвовать в рейде. Лишь бы выбраться из этого маленького, обреченного на гибель отряда.
Около недели они готовились к рейду на затерянной в горах базе, учась обращаться с взрывчаткой. Проводивший занятия инструктор по-русски говорил плохо, но дело разумел.
— Это есть опора, это есть несущий пролет, — рисовал он прутиком на земле железнодорожный мост. — Вам надо брать взрывчатка, — взвешивал на руке связку толовых шашек, — и привязывать их сюда.
Тыкал прутиком в рисунок.
— Это самое слабое место. Тут, тут и тут. Надо делать так, — показывал инструктор, прислоняя шашки к стволу дерева и показывая, как их надо расположить.
Все это Аслану было знакомо, все это он уже проходил — в саперной учебке. Только там, на занятиях по минно-взрывному делу, он учился обезвреживать мины и фугасы, а здесь закладывать — вот и вся разница. Закладывать было даже проще, чем разминировать.
Он первым справлялся с заданием, и инструктор, проверяя его работу, хвалил его.
— Да, это хорошо. Ты раньше взрывал мосты?
— Случалось, — кивал Аслан.
Врал, конечно, но ему нужно было выделиться среди других боевиков, чтобы из «окопов» выбраться. Из «пехоты» — которая самый расходный, так как самый заменяемый, на войне материал.
— Рельсы надо взрывать так.
Откуда-то извлекался десятисантиметровый обрубок рельса, манипулируя которым инструктор показывал, как и куда следует закладывать взрывчатку.
— Надо здесь, где рядом две рельсы, — говорил он.
В общем, в месте стыка…
Обучение продвигалось быстро, потому что ничему лишнему их не учили, только взрыву мостов, что обозначало, что их готовят не вообще профессии, а для одной конкретной операции.
В рейд пошли не все — пошли те, на которых указал инструктор, в их числе Аслан. Их построили на поляне и поставили боевую задачу — не самую простую задачу, потому что действовать им предстояло не здесь, не в Чечне, а на русской территории. Похоже, командиры решили устроить федералам маленькую рельсовую войну. Так что это еще не известно — выгадал он или проиграл…
До места добирались двумя группами, почти неделю, потому что идти приходилось ночами. На дневки залегали в заранее приготовленных схронах, два раза останавливались в селах, у надежных людей, под самым носом у федералов. День отдыхали, выставив во все стороны дозоры, ближе к полуночи вновь трогались в путь…
Ночью Чечня не спала, ночью Чечня жила своей, совершенно другой, отличной от дневной, жизнью. В непроглядной тьме гуськом брели вылезшие словно из-под земли человеческие тени, которые тащили в заплечных торбах автоматы, гранатометы взрывчатку. Одни шли туда, другие обратно, третьи пересекали им путь… Местные, днем сотрудничающие с федералами активисты, ползая на коленях, подрывались саперными лопатками под полотно дороги, закладывая туда мощные фугасы, потому что лучше других знали, куда завтра с утра поедут солдаты. Лояльные власти милиционеры, вернувшиеся с дежурства, поев и вздремнув, выскальзывали из своих домов с болтающимися на плечах автоматами, чтобы, собравшись вместе, обстрелять блокпост или прикончить кого-нибудь из предателей чеченского народа, а утром как ни в чем не бывало отправиться на место преступления, искать совершивших дерзкое нападение, злоумышленников.
С первым криком петухов власть в Чечне вновь менялась, переходя в руки федералов. Тени с торбами растворялись в предрассветном тумане, оседая по норам и подвалам, поддерживающие российскую власть активисты и милиционеры, закопав на огородах автоматы, заползали в свои постели, чтобы успеть перехватить пару часиков сна и пойти на работу. А русские солдаты начинали подсчитывать причиненный ночью ущерб и искать врагов, которых найти было невозможно… которых вместе с ними рьяно искали чеченские начальники, милиционеры и сочувствующее власти мирное гражданское население, возмущенное бандитскими вылазками боевиков. Такая вот странная, где противоборствующие стороны разделяет не нейтральная полоса, а время суток, война…
Они вышли к мосту и, зарывшись в землю, лежали возле него целый день, наблюдая за движением, которого почти не было. Спустить под откос воинский эшелон они почти не надеялись. Серьезные составы федералы прикрывали идущим впереди бронепоездом, пуская перед ним дрезины с саперами, которые внимательно осматривали полотно, тыкая щупами под шпалы и рельсы. Подходы к железнодорожной насыпи прочесывали патрули спецназа, продвигавшиеся параллельно железке на БТРах.
По крайней мере, так они действовали в Чечне. Но была надежда, что на своей территории они будут менее бдительны.
Так и оказалось.
Мост охраняло отделение солдат-срочников, из которых службу несли только молодые. «Старики» почти не выходили из теплого, отапливаемого печкой-буржуйкой вагончика, где дни напролет рубились в карты. Служба у них тут была — не бей лежачего! Из начальства никого нет, только разве старшина иногда наезжает, зато жрачки и свободного времени завались! Сущий рай! Хотя молодые вряд ли с этим были согласны. Им приходилось крутиться за троих, успевая ходить в наряды, топить печь, готовить пищу и стирать «старикам» портянки.
Взять этот мост никакого труда не представляло. Что они и сделали…
Под утро вышли к мосту, подкрались к дремлющему на посту солдату и, зажав ему рот ладонью, перерезали глотку. Он даже проснуться не пел. Мертвого солдата привалили и привязали к перилам, чтобы издалека казалось, что он стоит и смотрит вниз, на реку. Остальных, чтобы лишний шум не поднимать, будить не стали.
Быстро разбежались по заранее намеченным местам. Аслан спрыгнул на опору, ему опустили сверху пакеты со взрывчаткой. Взрывчатки было много, с запасом. Он уложил заряд под ферму, с таким расчетом, чтобы удар взрывной волны пришелся на несущую балку. Выбрался наверх.
— У меня все в порядке, — сказал он.
У других тоже все было в порядке.
Отбежав метров за двести, залегли в какой-то канаве в ожидании состава. Несколько боевиков остались возле вагончика, чтобы, если солдаты проснутся, забросать их гранатами.
Минут через сорок услышали гул приближающегося поезда. Из-за далекого поворота выкатился тепловоз, прорезав тьму ночи ярким лучом света мощного прожектора. Состав шел на самой малой скорости, словно ощупывая дорогу колесами. Впереди, перед тепловозом, были прицеплены две платформы, груженные мешками с песком. Все было как в тех давних, советских фильмах про белорусских партизан — ночь, мост, вражеский паровоз с вагонами и платформами, тол и народные мстители. Только у этих мстителей, в отличие от тех, были не бикфордовы шнуры и электрические взрывные машинки, которые нужно крутить на манер шарманки, добывая электрическую искру, а более современные и надежные радиовзрыватели.
Поезд приближался. Никаких саперов видно не было, похоже, на своей территории федералы нападения не ожидали. Расчет командиров оправдался.
Теперь следовало дождаться, когда состав вытянется на мост, и, пропустив вперед платформы рвануть фермы под тепловозом, который своей массой может утянуть в реку пару вагонов.
