нелюдимость. Не тот человек Григорий Степанович, чтобы добровольно на покой уйти и ничем там не заниматься. Не тот! Вот что, посмотрите за ним маленько. Только не от случая к случаю. Попристальней. Все-таки бывший главный конкурент. Может, чего и углядите. Работайте максимально аккуратно. Как с нитроглицерином. Лишний раз не высовывайтесь, на рожон не лезьте. Он калач тертый-перетертый. Халтуру за версту углядит. Если какая-то дополнительная информация появится — сообщите лично мне. Если нет… тоже сообщите. Не верю я что-то в его морковные увлечения. Как бы нам эта его морковка однажды боком не вышла. Или того хуже не вошла! И еще одна маленькая просьба. Считайте, что эту работу вы делаете для меня. Персонально. Так сказать, в виде личного одолжения.
Вторые сутки Григорий Степанович чувствовал за собой «хвост». Видеть не видел — чувствовал. Как матерый волк приближение еще далекой, еще невидимой и неслышимой своры охотничьих псов.
«Топчут» его, как пить дать «топчут». Причем, похоже, коллеги из «наружки». Потому что очень профессионально. Милицию он давно бы уже «срисовал». Те работают примитивно, в расчете на недалеких, не обученных приемам контрнаблюдения уголовников. Другое дело «девятка».
Проверить свои ощущения отставному полковнику было сложно. Он был один, без дополнительного технического обеспечения, транспорта, без аппарата многочисленных помощников, а самое главное, без прикрытия Комитета. Пара глаз, пара ушей и интуиция — вот все, чем он располагал на сегодняшний день. И еще многолетним опытом оперативной работы, который подсказывал ему, что так просто от него, бывшего начальника специального отдела, знающего очень и очень много такого, что знать простым пенсионерам не положено, — не отвяжутся. Месяц будут смотреть. Год. А может быть, и всю оставшуюся жизнь.
Ладно, пусть смотрят, все равно ничего интересного не увидят. Обычный пенсионный быт: походы за хлебом и молоком и в районную поликлинику, вечерние прогулки в ближнем сквере, долгие разговоры ни о чем с соседями по лестничной клетке.
Изо дня в день. Из недели в неделю.
— Здравствуйте, Зоя Михайловна. Не слышали, когда воду горячую обещали дать? Еще вчера? А холодную снять? Завтра. Ну, вы смотрите, что делается. И подъезды уже вторую неделю не подметали. И лампочки не вкручивали. Никакой жизни законопослушному жильцу… И не говорите. Как так можно!..
Бригада «наружки» честно фиксировала контакты и записывала, если это было возможно, разговоры. Работа была — не бей лежачего. Встречи объекта с посторонними лицами были малочисленны и однообразно одинаковы — все те же соседи, продавцы магазинов и табачных киосков, разговоры о погоде и недобросовестной работе городских и коммунальных служб, о болячках и задержанной на три дня пенсии. Скулы со скуки может свести. Честное слово!
— Еле встал вчера, так в спину вступило. Как вступило — так ни туда ни сюда. Хоть плачь. Вставал, вставал — не могу. Потому что вступило…
— И так еще пять с половиной минут, — докладывал бригадир «топтунов» своему начальству.
— И больше ничего?
— Ничего!
— И он слушал?
— Слушал.
— Странно, странно. Что у них, другой темы не нашлось? Перекрутите-ка на конец разговора.
Пауза. Шелест перематываемой пленки.
— …вот как вступило! Никогда такого не было, а тут — нате вам. Думал, не разогнусь. Но разогнулся. Хотел в поликлинику пойти, но уже отлегло. Что врачу говорить? Теперь боюсь, опять как вступит…
— А другие контакты?
Главный «топтун» молча перемотал и включил пленку.
— Если воду к завтра не дадут…
— Я точно знаю, что это ихний пацан стенку изрисовал. У них вся семейка такая пакостная…
— Это все?
— Нет, есть еще. На три часа воспроизведения. И примерно на ту же тематику.
Генерал ГРУ чесал затылок и вздыхал. Ситуация сложилась не из приятных. Его «личное» дело начинало вылезать за рамки его служебной компетенции. Армейская разведка не частное сыскное бюро, чтобы заниматься индивидуальными, пусть даже генеральскими заказами.
Как ему в случае чего объяснить заказанную им левую работу, связанную, кроме отвлечения от текущих дел лучших оперативников, еще и с прямым перерасходом средств? Глубокой убежденностью в том, что его снятый с должности комитетский конкурент не сдастся без борьбы? Тем, что он не верит в реальность его садово-огороднических начинаний? Слабоватый аргумент для вышестоящего командования, тем паче ревизорских служб министерства. Их интересуют не подозрения, а финансовые отчеты. Сколько, куда, когда, в связи с чем. И заполненные ведомости по форме.
Допустим, часть расходов можно списать на учебу. Часть разбросать по мелким статьям. А остальную? А если слежку придется продолжать не одну неделю? Тут без серьезного обоснования не обойтись. А если обойтись, то с риском для погон, если не головы, которая из них генеральской фуражкой торчит.
Нет, буром дальше идти нельзя. Себе дороже выйдет. Надо искать аргументы в пользу затеянной игры. Должно же быть какое-то, пусть косвенное, подтверждение его подозрениям, которое можно представить начальству.
Должно быть!
— Ну-ка прокрути еще разок. Оперативник включил магнитофон.
— Вода не течет… в спину вступило… пенсию задерживают… слесарь не пришел… погода дрянь… в подъездах грязь… морковка гниет…
Опять эта морковка… Чтоб ее!
— Вот что, отслушай пленку еще раз. И еще. И еще. Рассортируй всех собеседников по категориям, уточни, в какое время, в каком месте он с ними встречался. Не просматривается ли в этом какой-нибудь системы. При необходимости проанализируй, разбери по косточкам каждый разговор.
— Слежку продолжить? Или, может быть, снять?
— Слежку-то? Может быть, и снять. Но лучше продолжить.
— У меня людей на все участки не хватает.
— Сильно не хватает?
— Катастрофически.
— Врешь, поди. Кадры бережешь. Не хочешь стариков утомлять?
Оперативник потупился.
— Ладно, не прибедняйся. Все равно не поверю. Чтобы у тебя да внутренних резервов не нашлось? Перетасуй народ. Тех, кто утомился, брось на текучку. Там отдохнут. А тех, кто отдохнул, не жалей, гоняй за двоих. В крайнем случае растолкуй ситуацию, попроси выйти сверхурочно, в выходные. Переработку мы как-нибудь потом компенсируем. Ну что мне тебе объяснять — первый раз, Что ли. Не выкрутишься? Очень мне эта разработка нужна. Сам не пойму почему, а нужна. Вот так нужна!
И генерал резанул ладонью поперек кадыка.
— Сделаешь?
— Сделаю.
— Ну вот и молодец. Не спускай с него глаз, как бедный парубок с богатого родительского наследства.
— А звук?
— Что звук?
— Звук писать?
— Звук-то? Пиши звук. И слушай. Эпоха немого кино прошла. Лет семьдесят назад. Слушай! Может, что и услышишь. А за это время, глядишь, или ишак сдохнет, или султан.
— Что?
— Я говорю, а за это время я что-нибудь придумаю. И вот что еще. Поинтересуйся жизнью всех прочих работников того, ну ты знаешь какого, отдела. Где живут, чем занимаются, с кем встречаются.
— Всех работников?
— Нет, всех нам не потянуть. Самых рьяных. Ветеранов. Тех, что вместе с Зубановым начинали. И
