попроси за ними приглядеть наших ребят на местах. Понял?
— Понял.
— Ну, тогда ступай.
Сразу после ухода оперативника генерал вызвал дежурного офицера.
— Вот что, друг разлюбезный, закажи-ка ты мне в кадрах выписки из личных дел работников всего нашего ведомства. Посписочно. По следующим позициям: место рождения и дальнейшего вплоть до сегодняшнего дня проживания, место учебы, местонахождение близких и родственников…
Глава 15
Прапорщик Анисимов, бывший работник бывшего спецотдела Первого главного управления КГБ, переезжал на родину. На свою малую родину в Архангельской губернии. Надоела ему Москва с ее суетой, чемоданной толкотней тысяч приезжих и снегом, посыпанным солью. Хотелось тишины, покоя и снега без специй. Натурального, белого и холодного. Как у них, на Архангелогородчине.
— Уезжаешь? — спрашивала соседка по коммунальной квартире, наблюдая за его сборами.
— Так точно, Марфа Степановна. Отбываю. Домой. По случаю полной демобилизации.
— А вернешься когда?
— Как придется.
Возвращаться в Москву прапорщик Анисимов не собирался. Потому что возвращаться было некуда. Отдел, в котором он служил десять лет, расформировали. Работников разогнали кого куда. А семьей он так и не обзавелся. Не успел за десять лет пребывания в Москве. Потому что в Москве почти не бывал. Все более на таежных, арктических и пустынных «точках». Где женщин на сто ближайших верст не сыскать.
Проблемы работы и семьи прапорщик собирался решать дома. В комплексе. Например, взять десяток гектаров земли, полсотни бычков на откорм, два десятка свиней и жену. Которая помогала бы управиться с этими бычками, свиньями и прочим сельским хозяйством. Давно прапорщик мечтал о своем деле. Чтобы на своей земле. Да все никак не решался. Пенсии ждал. Которая вдруг и случилась. Неожиданно, как сосулька, упавшая на Голову с подтаявшей крыши.
Возможно, он и в этот раз не отважился бы бросаться в пучину частного предпринимательства, остался бы в Москве охранником в какой-нибудь коммерческой фирме, если бы не разговор с тогда еще не бывшим начальником.
— Это точно. Это самое доброе дело — свое хозяйство. Чтобы и огурчики, и молочко, и сметанка — собственные. Из холодного погребка. И первачок. Чтобы все своими руками. Хорошее дело.
— Хорошее…
— Только кто же тебе землицу даст? Столичному-то жителю.
— Землю дадут. Земли у нас много. А дядьев в правлении того больше… С землей проблем не будет.
— А с чем будет?
— С финансами. На бычков-то, на свиней, на то, чтобы им было что есть, деньги требуются. Немалые деньги.
— Да, без денег нынче никуда. Даже на кладбище.
— Вот и я говорю…
— А ты бы не говорил. Ты бы просил.
— Где? В банке? Так туда только если в полном боевом. Иначе дальше порога не пустят. Куда нам со свиным рылом в их денежный ряд…
— Ну, тогда у товарищей по оружию…
— У каких?
— Например, у меня.
— Шутите?
— Да нет, серьезно. Есть у меня пара хороших приятелей, которые могут ссудить.
— Под проценты?
— Под хорошего человека. И произведенное им мясо. И прочую сельскохозяйственную продукцию. Согласен?
— Да я… Да если так…
— Ну вот и ладно. А я тебя в качестве благодарности за посреднические услуги попрошу об одной небольшой услуге…
Деньги прапорщик получил. Без расписки. Столько, сколько требовалось. И землицу купил. И бычков. И добротный дом. Вот только не женился. До поры до времени.
— Складно у тебя все получается! — удивлялись соседи. — Отчего так?
— Оттого, что работаю как вол, — отвечал прапорщик. — От зари до зари.
— Да, хозяйство вести, это не… автоматом в армии трясти, — соглашались соседи.
Работал он действительно с утра до ночи. И еще ночью, когда добрые хозяева спят.
Ночью прапорщик копал схрон. Под домом. Он спускался в погреб, надевал хоккейные наколенники, чтобы не истереть ноги до кости, сгибался в три погибели и вползал в длинный туннель, тянущийся под огород. Там, ковыряя неподатливую землю саперной лопаткой и набивая ее в пластиковые мешки, он проводил большую часть ночи. А с первыми лучами солнца рассыпал отработанную землю по грядкам. И шел спать.
В субботы и воскресенья он отдыхал. То есть занимался только хозяйством.
Работа продвигалась трудно, потому что мешали постоянно встречающиеся на пути камни. Но работа продвигалась. По несколько метров каждый день.
— Что-то ты совсем плохо выглядеть стал, — жалели прапорщика родственники, периодически наблюдая его ввалившуюся, с синюшными мешками под глазами физиономию. — Мало спишь, что ли?
— Когда как.
— Знать, по бабам бегаешь? Или водку пьешь?
— По бабам. У которых водка, — отшучивался прапорщик.
— Слышь, Софья, вы бы приглядели за мужиком, пока совсем не иссох, — говорили родственники женам. — Или женили его побыстрей.
— А что, он мужик справный…
Но прапорщик от пригляда отказывался, ссылаясь на то, что за время службы привык обслуживать себя сам.
Прапорщик отказывался от пригляда, не зная того, что пригляд все же осуществлялся. Не деревенскими. Личным составом местного отделения ГРУ.
— Объект с… по… находился в сарае.
С… по… ходил в сельский магазин за продуктами.
С… по… был в доме.
С… по… возился на огородных грядках…
— В три часа ночи?
— С трех до трех двадцати трех.
— Что он делал?
— Высыпал что-то из мешков.
— Что?
— Наверное, удобрения.
— В три часа ночи?!
— Может, у него днем времени не хватило?
— А вчера? Сыпал?
— Вчера мы не видели. Мы осуществляем выборочное наблюдение.
— Вот что, проберитесь на огород и посмотрите, что он там сыплет. Какие такие удобрения? Ясно?
