Потому что она любит. Меня. Она.
Именно ее любовь спасла меня – безнадежного, уже вычеркнутого из списков живых. Не плазма, белки и клетки крови, а нематериальная субстанция, в которую, однако, верят даже самые прожженные материалисты. Лучшие врачи бились за мою жизнь, но не это было главным для Жени. Она исполняла свой обряд, молилась за меня и надеялась…
– Спасибо, белочка, – шепчу я тихо, едва слышно.
Она убирает руки от лица и улыбается сквозь слезы.
– Ты была когда-нибудь в Париже, Женя?
– Пять раз.
– Ты знаешь, что такое «семулю»?
– Манная каша.
– Ее подают в качестве десерта?
– Да, под клюквенным сиропом. Ужасная гадость.
– А лавка Шекспира? Ты любишь там бывать?
– Обожаю. Ты тоже?
– Не был там ни разу в жизни.
– Откуда ты про нее знаешь?
– Ты показала мне ее.
– Когда?
– Недавно, только что, во сне. Во сне мы были с тобой в Париже, бродили по Монмартру, залезали на небоскреб, обедали в Латинском Квартале…
– Как забавно…
– Ни капли не забавно! Скорее волшебно, необъяснимо! Я был в Париже один раз, всего несколько часов, не видел там и десятой части того, что увидел во сне. Ты знакомила меня с Парижем, рассказывала мне обо всем, что знаешь, и я уверен, что все те места, которые ты показала, существуют в реальности. Как такое может быть?
– Ты стал подлизой.
– И что? Вдобавок еще и телепатом? Это уж слишком!
– Нет, нет. Просто… как это объяснить… вместе с моей кровью тебе передалась и какая-то часть моих чувств. Ганс говорит, что это генетическая память. Теперь мы связаны с тобой очень тесно. Ты будешь чувствовать, что происходит со мной, а я – что с тобой.
– А что с Гансом происходит, буду чувствовать?
– Немножко. Ведь в тебе есть часть его крови.
– И буду слушаться его беспрекословно?
– Не говори глупостей. Опять ты за свое…
– Значит, я стал подлизой? Но почему не чувствую ничего нового, особенного? Я даже запахов не чую, как не чуял и раньше!
– Все это начнет проявляться не скоро – через месяцы, годы. А обоняние… Я не уверена, что оно вообще у тебя появится. Я говорила с доктором Тихомировым, который тебя лечит. Он говорит, что перерезанные обонятельные нервы не могут восстановиться – даже у фрагрантов.
– Значит, я навсегда останусь дефектным муравьем, не чующим феромонов?
– Кто знает? – она пожимает плечами. – Время покажет…
Глава 27
Теперь вы знаете обо мне действительно много, почти все. Знаете то, что я все-таки стал подлизой, хотя и не по своей воле. Знаете, как меня убили, и как я воскрес. Знаете, что я сижу в сумасшедшем доме. Единственное, чего не знаете – как я в попал в сию юдоль скорби. Точнее, за что попал.
Иногда мне кажется, что я напортачил банально и примитивно, что, если бы встал в тот злополучный день с другой ноги, посмотрел бы с утра по телевизору другие новости, съел бы за завтраком другой бутерброд, ничего плохого не случилось бы. Но так кажется мне все реже и реже. По ночам, не в силах заснуть, я взлетаю над городом, оплетенном липкой паутиной, озираю картину с высоты, и мучительно убеждаюсь: все, что произошло – часть большого плана, направленного не только против меня. Я – всего лишь муха, глупо приклеившаяся к крученой ленте, предназначенной для глупых мух.
Я путался под ногами слишком навязчиво, протестовал слишком громко, вел себя нестандартно для подлизы. Вел себя нагло. Вот и допрыгался.
Мой лечащий врач Максим Олегович утверждает, что у меня невроз средней степени тяжести. Говорит, что привести меня в порядок – раз плюнуть, но отпустить на волю пока никак невозможно.
– Сами понимаете, Дмитрий Андреевич, золотой мой коллега, нужно понаблюдать вас. Понаблюдать как следует – вам ведь не нужно, чтобы снова случилось чего-нибудь неправильное, неожиданное, потому что выкрутиться в следующий раз будет куда труднее. И опять же, вы знаете этих деятелей из УВД – они стоят за нашими спинами как церберы. Нужно, чтобы прошло достаточное время, и тогда они успокоятся, отстанут – поверьте моему опыту. Передач нет, говорите? Но это же не проблема! Составьте списочек продуктов, и вам принесут сегодня же к обеду. Что значит – нет денег? О каких деньгах речь, Дмитрий Андреевич? Я почел бы за честь купить все это для вас за свой счет, но вы прекрасно знаете: тот, кто пристроил вас в
