– Что ты хочешь сказать? Что он как-то причастен к чистильщикам?
– Он их хозяин.
– Ну зачем, скажи на милость, мэру большого города убивать своих граждан? – произнес я страдальчески, не надеясь уже на рациональное объяснение. – Это бред сивой кобылы!
– Где бред? Гошка Варенцов, привезенный в твою больницу – бред? Люди из УВД, конкретные чистильщики, которые завалились в твою больницу на следующий день – бред? Скажи-ка, милый, какие были их фамилии? Случайно, не Валяев и Мозжухин?
– Валяев и Чемоданов, – сказал я севшим голосом.
Энтузиазма у меня убавилось, хотя не могу сказать, что его было много до этого. Мой оптимизм истаял после слов Женьки почти до невидимости. Я понял, что спокойное время, такое короткое, кончается, и дальше придется туго. Что то, от чего не спит ночами Женя – не иллюзии, а жестокая реальность. К тому же реальность, о которой я ничего не знаю, и почти не имею шансов узнать.
Куда более вероятно так – пальцем по горлу. «Бритвой по горлу, и в колодец». И не мне, а Женьке. Потому что я – во всех отношениях нормальный человек, не какой-нибудь непонятный фрагрант-подлиза. И на меня не должны охотиться в нашем устоявшемся по бандитско-ментовским понятиям социуме: ну скажите, кому нужен приличный докторишка, пусть даже прошедший некоторую школу криминальной жизни и зачем-то научившийся работать кулаками? Кому он нужен, а? Только самому себе.
И еще в этот момент я остро осознал, что конченый я человек. Что жизнь моя переломилась, рухнула с грохотом, похоронила спокойствие под бетонно-тяжелыми обломками. Осознал вдруг, что жизнь Жени для меня действительно важнее моей собственной жизни, и, следовательно, десятков-сотен жизней людей, коих я не прооперирую, и не выдерну привычно с того света. Что я действительно живу больше не собой, а ей – странной девочкой-белочкой, выглядящей как десятиклассница, а на самом деле двадцати восьми лет (что тоже совсем немного, уверяю вас), и живу ею вовсе не потому, что она может выделять какие-то там непахнущие запахи. А потому лишь, что жить без нее не могу.
– Тебе повезло, Дим, – сказала Женя. – Повезло, что не было там Мозжухина. Это настоящий перфоратор, поверь мне. Он вбуривается в души как сверло, выбрызгивает мозги наружу – умело, без малейшего стеснения. Он изощренный ловец человеков, язвительный и жестокий. После десяти его слов чувствуешь себя изнасилованным десять раз.
Она вдруг заговорила другим языком – более богатым и образным, чем прежде, показала себя с новой стороны. Проявила ко мне новую степень доверия?
– Почему мэр на вас охотится?
– Он не хочет, чтобы подлизы жили в нашем городе. Он считает этот город своей собственностью – до последнего человека, до последней крысы с помойки, и уверен, что волен делать со своей собственностью все, что взбредет в голову.
– А в других городах есть подлизы?
– Нет. Единственное место в мире, где мы обитаем – наш город.
– Может быть, вам уйти в другой город? В какой-нибудь большой – в Нижний Новгород, к примеру, или в Питер, или даже в Москву. Там вы растворитесь в толпе народа, будете незаметны.
– Мы и так незаметны, – она упрямо тряхнула головой. – Нет, нет, мы не уйдем отсюда, это наш город! Пусть уйдет Житник!
– И все же, почему мэр старается убрать вас? – в очередной раз повторил я назойливый вопрос. – Вы перешли ему дорогу? У подлиз, если поглядеть объективно, есть преимущество в конкуренции. Может быть, подлизы нечестны в бизнесе, или, к примеру, в политике? И мэр старается устранить эту несправедливость – хоть и грязными способами?
– Ты не подозреваешь, насколько фрагранты справедливы и честны, – тихо сказала Женя, и странный огонек зажегся в ее глазах. – Фрагранты куда лучше всех остальных. Придет время, и люди узнают об этом.
Искра в ее глазах показалась мне фанатической.
Глава 11
Я узнал о прибытии Валяева и Мозжухина вовремя, еще до того, как они вошли в ординаторскую. Мне повезло, если, конечно, можно назвать везением ситуацию, когда по твою душу в больницу приходят люди из УВД.
Еще повезло в том, что приехали они в половине девятого утра, до операций. Поэтому, когда зазвонил мой новый сотовый, ничто не мешало мне приложить его к уху.
– Да, слушаю, – сказал я, не называя Женю по имени и соблюдая, таким образом, конспирацию.
– К тебе сейчас приедут чистильщики, – хриплой скороговоркой пробормотала Женька. – Спрячь телефон немедленно! Они не должны увидеть его!
– Ты дома?
– Уже нет.
– Где ты?
– Не могу сказать. Не дома. Они уже пришли в квартиру, я знаю.
– У тебя получится?..
«Получится удрать?» – хотел спросить я, но осекся. В ординаторской, кроме меня находилось еще несколько человек.
– Милый, не бойся, со мной все будет нормально. Я ушла вовремя, меня успели предупредить.
– Кто?
– Наши.
