Они так беспокоились за Нивора, что не задавали вопросов, и Фирдун этим был вполне доволен. Он прошёл в собственную комнату и мылся некоторое время в бассейне, в воде, настоянной на душистых травах, потом переоделся. Но мысли его были заняты более, чем его руки.
Он преисполнился благодарности, видя Гнездо, где не было никакой дикой магии. С такой концентрацией дара внутри стен она могла породить серьёзные разрушения. Он никому не сообщил о собственных планах наблюдения за Гарт-Хауэллом, появившихся после того как он узнал от кайогских табунщиков, что какие-то отряды выехали из этого подозрительного логова, в общем, направляясь к его собственному дому.
Так что, если б случилась беда, то она случилась бы из-за его собственной нерадивости. Он остановился, приводя в порядок волосы, и посмотрел в зеркало, но то, что он видел, было не его собственным отражением, а скорее отражением другой сцены, произошедшей давным-давно, сцены, сделавшей его непохожим на других, за что он должен теперь расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Он очень ясно видел маленького мальчика, поссорившегося с девушкой Эйдрит, решившей по дерзости своей его учить. А ещё он видел дверь, оплетённую шток-розой и вьюнком, расположенными и заклятыми таким образом, чтобы защитить рождение. И это были его руки, снявшие прочь предусмотрительную защиту, он хотел досадить только Эйдрит, а в действительности открыл дверь Злу, поселившемуся там на долгие годы, злу, которое повергло Джервона в безумие, заставило Эйдрит уйти за море, а его отцу угрожало смертью.
Нерадив и неразумен он оказался, и, может быть, это все ещё вредит ему, как бешеная скачка в этот день, чтобы выследить врага, сил которого никто из них не знал. Говорили, что Грифония обороняла Арвон от грядущего Зла. Он же был пришелец, он не мог слиться с ними. Любая Сила, вызванная им, была бы только его собственной. А теперь ещё и дикая магия. А если это только первая из бурь, разрушающих Свет и привносящих в него хаос?
Все собрались в большом зале, и Керован с поклоном указал Нивору на кресло господина в середине. Фирдун смотрел на лица, оказавшиеся перед ним. Тут были все: и Керован, и госпожа Джойсана, оба наделённые сильным даром, а Керован, к тому же, и странным наследством. А ещё — Алон, врождённый адепт, некогда обучавшийся у последнего из Древних адептов, Хилариона из Эскора. Рядом — его жена Эйдрит, Колдунья песни, а немного позади — её мать Элис, тоже от крови Колдуний, а позже женщина- воительница, пробудившая собственный дар; и Джервон, воитель, тот, кто добивался её и выиграл состязание. Потом — Гиана, лунная дева, и дар её развился и усилился уже в процессе обучения; и, последний из всех, Тревор, пока только дитя, но все вокруг уже уверены, что он средоточие всего, что могло быть вызвано — острие копья, поднятого в битве за Свет.
Фирдун доложил о событии, случившемся днём, по знаку руки Нивора. И когда он заговорил о юном чародее, Нивор остановил его, заботливо расспрашивая о том, что именно заметил Фирдун, рассматривая врага.
— Колесо поворачивается вечно, — объяснил Нивор. — Ты, Алон, рождён адептом, хотя и не знаешь своего рода. Мы все, кроме Хилариона, только носители дара. Но если Свет прилагает усилия обеспечить нас воителями, то только для того, чтобы уравновесить Тьму. Такой же воин и маг должен быть рождён и на стороне Тьмы, именно здесь его обнаружили бы и вне Гарт-Хауэлла, хоть именно в этом городе он и отточил свой дар. Но я не верю, что магический ветер навеял его дыханье. Мы должны сверить наши собственные источники с тем знанием, которым владеет Лормт и, может быть, узнаем то, с чем мы непосредственно столкнулись. Вот что известно мне: хищная женщина, которую видел Фирдун, она — всё- таки из Пустыни Крылатые стаи и сама тварь — порождения Тьмы. Но Пустыня лежит далеко к югу. Скажи мне, Керован, как обстоят дела в Четырёх Княжествах? Пребывают ли в мире земли Серебряной Мантии, граничащие с Пустыней, спокойно ли в землях Алой, Голубой и Золотой Мантий?
Керован нахмурился, вертя кубок в руках, но потом, помолчав, ответил.
— Точно сказать не могу Охотничьи отряды к югу от гор ещё не появлялись, хотя в это время года юная кровь и желает охоты. Торговцы тоже не проходили по нашим дорогам. Кайоги заметили бы.
Нивор кивнул:
— Да, все неопределённо. Но иногда и неопределённость способствует смутам. Четыре князя не всегда пребывали в согласии, так же, как и правители Долин, косо посматривающие на собственность соседей, — и маг обратился к Гиане: — Ты уже рассылала мысленное сообщение?
Гиана удивлённо посмотрела на могущественного мага и ответила:
— Нет, господин, я думала, это не имело смысла, да к тому же я и не обладаю точным знанием придворной жизни ни одного из Четырёх Княжеств.
Нивор отпил из кубка, стоящего перед ним, и сообщил:
— Завтра вызовем Башню Звёзд. Люди Рита объединят свои силы, и таким образом мы проведём тщательный поиск, чтобы нас не смогли ни ослепить, ни услышать. Мне бы хотелось обладать способом сообщения с людьми из Лормта, чтобы добиться ответа не только на наши проблемы, но и для большего! Однако расстояние слишком велико для соколов, да к тому же между нами море, враждебное любой Силе.
— Способ есть! — воскликнул Алон. — Проблема общения на расстоянии — одна из тех, которой занимался мой учитель, господин Хиларион. Вместе, хотя и пребывая в разлуке, мы некоторое время работали над методами мысленного общения. Здесь нет условий для использования этих методов, но я не могу сказать, что думает по этому поводу господин Хиларион.
Глаза Нивора, казалось, заблестели:
— Да, в Старые времена адепты обладали этим умением, и если открытие сделано, то, возможно, им удастся воспользоваться снова! Хиларион все выведал в Лормте. Есть надежда, что вскоре ты попытаешься сделать то же самое!
— Остаются Долины! — вступил в разговор Джервон, дни молодости которого прошли там в ратных трудах, во времена, когда князья Долин воевали не меж собой, а, объединившись, бились с армиями Ализона. — Мы ждали от Хагара известий о тамошних событиях, хотя и знаем уже, что одна Стая сокольничих устроилась на побережье и создала Гнездо. Они бились в большой битве с захватчиками из других врат Тьмы и победили!
— Боюсь, Хагара нынче не будет, — ответил на это Нивор. — Он сейчас на лечении в Норсби, где ему пытаются вернуть сноровку торговца, потому что месяца два назад он вернулся из Пустыни, шатаясь, лепеча странные слова и действуя так, будто его мучил ночной кошмар. Дама Рута, ставшая целительницей, теперь подозревает в его болезни какое-то наваждение или порчу. Великие знали, что в Пустыне много алчных демонов, нападающих на неосторожных путников. Выздоровеет ли Хагар, мы сказать не можем. Но мы можем устроить хорошее сообщение с Долинами. Дочерям Пламени нет до нас дела, и я думаю, что от них сейчас мало проку, но есть и другие, те, кого они называют знахарками, кто почитает Гуннору, кто сочувствует нашим путям. Да, многое сделано. Мы похожи теперь на охотников, натолкнувшихся на паутину каких-то следов и не знающих, по каким следовать с наибольшей выгодой. Нам решать, что выбрать — и очень быстро. Мы не знаем, насколько далеко простираются замыслы Гарт-Хауэлла, когда ты призовёшь естественные силы, Фирдун, но мне не верится в то, что они печалятся по поводу потери пары жертв. То, что они хотят проливать кровь — дурной знак, и мы должны следить за ними!
Нивор обвёл взглядом сидящих перед ним, и хотя и не мог видеть Фирдуна, молвил:
— Грифония предупреждена. Теперь скажу и вам: примите меры безопасности на всех укреплениях и одновременно ищите новых способов употребления своего дара. Придёт и Рит, придут и другие, и вы сможете достойно противостоять врагу!
Будет ли этого довольно, чтобы удержаться, чтобы сделать Гарт-Хауэлл тем, чем он был в прежние годы, местом хранения мудрости? Фирдун слишком хорошо помнил прекрасный лик, вращающий злобными глазами над ним, и плотность Силы, облегающей чародея плотнее алого одеяния.
Глава 17
Арвон, Рит, Гнездо в Грифонии
На ручной арфе повисли порванные струны. Эйлин потёрла натруженные пальцы друг о друга Она сомневалась, что все ещё находится в той же самой комнате, ибо та представляла собою груду обломков, грязных бутылок, разбитых кувшинов и раздражающий до кашля чад там, где повалилась одна из жаровен, в которой дотлевали, корчась, стебли трав.
Голова болела, и она чувствовала, что трудилась впустую, обойдённая некоей силой, не имевшей ни