Женщина есть женщина. И отнюдь не женское это дело, сидеть одиноко в ночи, у подножия враждебных гор, и слушать, и всматриваться в кромешную темень, что вытекает из ущелий Хребта. К тому же, Нитар-Лисс не выглядела румяной пастушкой. Схватка с мохнатыми тварями выпила из нее довольно жизни, только глаза – огромные, черные – жили на бледном, как бумага, лице.
Впрочем, спорить с Нитар-Лисс было бесполезно. Она как-то очень мягко, нежно поцеловала его в лоб, игриво запустила пальцы в начавшую отрастать бороду.
– Отдохни, мой неутомимый воин, – шепот сливался с журчаньем ручейка, – я разбужу тебя, как только увижу или услышу что-нибудь странное.
И Лан-Ар обмяк. Разом навалилась усталость всех этих сумасшедших дней и еще более безумных ночей; ийлуру захотелось просто закрыть глаза, чтобы потом проснуться – пусть и на полу, на жесткой циновке, – но в Храме Пресветлого. Чтобы посвященный недовольно требовал свежий чай, и чтобы, спросонья потирая веки, бежать на кухню с подносом и глиняным чайником… Одним словом, Лан-Ару вдруг захотелось, чтобы на самом деле все происшедшее оказалось сном.
– Я посижу, – повторила темная жрица, устраиваясь у акации. Она завернулась в плащ, только лицо белым пятном светлело в сумраке, – мне нужно кое-что обдумать.
– Когда принести меня в жертву? – невольно съязвил Лан-Ар. Он не хотел злить ийлуру, так уж получалось: иной раз слова срываются с губ до того, как обдумаешь последствия сказанного.
Нитар-Лисс нахмурилась было, а потом, сквозь зубы, прошипела:
– Дурак. Спи, пока я
Он молча лег на бок и, стоило закрыть глаза, навалился душный, неприятный сон.
Как будто Лан-Ар шел по узкому коридору с низким потолком. Каменная кладка была старой, раствор из швов между камнями высыпался, а в нишах, прикрытые серой пылью, спали чьи-то кости.
Лан-Ар шел и понимал, что не может повернуть обратно, и это было странным: никто не гнался за ним, ни единого звука не доносилось из тусклой серой тишины за спиной. Ийлур просто знал, что должен идти вперед, и вперед. Там ждало спасение… Спасение и бессмертие.
Дышать стало тяжело. Низкая кладка сводчатого потолка давила, заставляя нагибаться. Проход все сужался и сужался, Лан-Ар начал задевать рукавами осклизлые сырые камни.
«Да когда же ты закончишься?» – зло подумал ийлур, продираясь в узкую щель между придвинувшимися друг к дружке стенами. Мелькнула мысль, что коридор мог попросту желать его, Лан-Ара, гибели, и мог запросто раздавить его, как назойливого таракана… Но ийлур не испугался, словно понимал – как только дашь страху овладеть рассудком, все тут же и закончится, оборвется в небытие.
«Когда ты сам того захочешь», – ухмыльнулись древние стены.
«Да чтоб ты провалился в шейнирово царство!»
Лан-Ар, повернувшись боком, выхватил меч. Разумная его часть пробубнила, что от стали мало проку среди камней. А сердце запело о том, что стальной клинок есть оружие, а оно, в свою очередь, было выковано для того, чтобы поразить врага. Он резко рванул меч из ножен – и в тот же миг коридор треснул, раздался вширь. В глаза брызнул яркий свет, заставляя жмуриться.
… И Лан-Ар увидел. Сперва Старика, того самого, с длинными седыми волосами, похожими на паклю, с недобрыми черными глазами на пугающе-неподвижном морщинистом лице, с побелевшими от времени крыльями. А затем – дерево. Оно было странным и неживым, как будто сплетенным из свинцовых стержней. Ствол – сросшиеся спирали, серые и тускло блестящие. Ветви – словно нанизанные на твердый каркас металлические бруски. Листья, маленькие и большие кубические кристаллы, неведомо как держащиеся на ветвях. В одном месте ствол треснул, раздался в стороны, и там…
Лан-Ару было больно смотреть туда, и он взглянул на сидящего под деревом старика. Тот хищно улыбнулся.
– Пришел, а?
Ийлур вспомнил, как полз в гору, стряхивая с ноги назойливого элеана. Нитар-Лисс говорила, что это самый настоящий сын Санаула, побери его Шейнира…
– Что тебе
Элеан продолжал сидеть под деревом на корточках. Сквозь грязные тряпки просвечивало тощее, по стариковски дряблое тело. Он молчал и, казалось, с сомнением разглядывал Лан-Ара.
– Это не я лезу в твой сон, – наконец прошипел старик, – это ты лезешь в мой Лабиринт. Это ты, в конце концов, хочешь взять то, что не может принадлежать смертным. Да ты попросту сгоришь, как только прикоснешься к Сокровищу!
Ийлур покачал головой.
– Если я сгорю, к нему прикоснувшись, зачем же ты тогда его охраняешь?
И тут старик разозлился. Он подскочил, шагнул к Лан-Ару, но, вдруг опомнившись, попятился к стволу дерева.
– Недоумки! Вы оскверните Око, и оно погибнет… Неведомо, сколько лет пройдет… прежде чем… вырастет новое…
Элеан подпрыгивал, размахивал сухими и немощными уже руками, брызгал слюной и выкрикивал проклятия. Лан-Ар не стал его слушать: щурясь, смотрел на дерево, на трещину в стволе… Око Сумерек ждало его там, играя темными гранями. Это было удивительно, и странно – темный кристалл, а внутри все равно заключен свет. Сумерки, одним словом. Черное и белое, слившиеся воедино, вечное сомнение и смятение, и только смертному решать, что именно он видит в час Санаула: разбавленную тьму или замутненный свет.
«Значит, так тому и быть», – подумал ийлур. Даже не понял, чему быть – просто решил – и все тут. Сияние золотого трона показалось близким и горячим.
– … Лан-Ар! Да проснись же ты, ну?!!
Он сперва не понял, что произошло. По-прежнему была ночь, по-прежнему горел костер… Нитар-Лисс изо всех сил трясла его за плечи.
– Они идут, Лан-Ар… Проклятье, ты мне будешь нужен… потом…
Лан-Ар в самом деле был нужен «потом». Когда Нитар-Лисс падала без чувств и ее приходилось отпаивать сперва настойкой из золотых роз, а потом просто водой. Днем Лан-Ар нес ее на руках, потому как темная жрица оказалась не способна к самостоятельному передвижению. У нее все чаще и сильнее болела спина, но на вопрос – а почему нельзя принести в жертву Шейнире тех же мохнатых тварей – только покачала головой.
– Мать синхов не принимает их души, – стуча зубами, проговорила Нитар-Лисс, – ты не понимаешь… Ей нужны разумные существа, вроде нас с тобой. И
Лан-Ару было не тяжело ее нести, жрица до того исхудала, что стала легкой, как перышко. Но ему не нравилось то, что руки были заняты, и теперь он бы уже не смог быстро выхватить меч.
– Не беспокойся ни о чем, – шептала Нитар-Лисс, – просто… иди вперед. Или нет. Сперва дай мне воды.
Ночами ей приходилось убивать тварей Санаула. Сотнями… Лан-Ар все гадал, а сколько же их будет в Лабиринте Сумерек? И должны же они были закончиться когда-нибудь, эти страшные туши с лицами элеанов?…
А днем они продвигались все дальше и дальше, на юг, все время сверяясь с картой.
Потом пришлось свернуть в ущелье, где ничего не росло ни травы, ни мха. Только голый и очень холодный наощупь камень.
– Какое страшное место, – вдруг подала голос жрица, – все здесь… принадлежит Ему.
– Значит, мы уже близко, – процедил ийлур.
– Да, ты прав.
Нитар-Лисс обхватила его руками за шею и прижалась головой к плечу.
– Что мы будем делать, когда станем богами, а, Лан-Ар?
Он не ответил. Станем богами, как же… Почему бы, дражайшая Нитар-Лисс, тебе не задать этот вопрос самой себе – «Что я буду делать, когда стану богиней, перед этим избавившись от простофили- ийлура?»
