– В эти дни я делаю изрядные деньги, – сказал Тернберри. – Да уж, скажу я вам...
Рот бросил на него колючий взгляд:
– Небось довольны, что закон о зерне остался неизменным, не так ли?
– Да-да, именно так. Хороший землевладелец должен иметь вполне достаточный доход.
– Конечно, мистер Тернберри. Покупка хорошего пальто не должна зависеть от цен на зерно. – Каллиопа старалась говорить нейтральным тоном.
– И, это правильно. Какая вы умница, Эсмеральда!
– Значит, Тернберри, вас не смущает, что ваши работники не смогут купить зерно, которое сами вырастили? – холодно поинтересовался Джеймс.
Каллиопа посмотрела на него с удивлением. Она как-то не подумала, что он тоже может принять участие в разговоре.
– Это и значит быть землевладельцем, и вам это отлично известно, Энджелфорд. Мы имеем на то законные права.
– Вы хотите сказать, мы имеем право голоса, – уточнил Джеймс.
– Ну да, только крупные землевладельцы имеют право голоса, – лениво заметил Рот.
Джеймс бесцельно поигрывал ножом.
– Ходят слухи о реформе – что-то насчет того, что право голоса получат люди с доходом от пятидесяти фунтов в год.
Тернберри встрепенулся:
– Чепуха! Чтобы отбросы общества решали судьбы нации? Никогда!
– Разве это не их нация тоже? – притворно удивился Джеймс.
Тернберри фыркнул.
– Граждане второго сорта! Что будет дальше – уж не позволим ли мы и женщинам голосовать?
Увидев, что Каллиопа крепче сдавила вилку, Джеймс положил руку на ее пальцы.
– По-моему, в Англии много дам, которые более благожелательны и лучше подготовлены к принятию решений, чем члены нынешнего правительства, – как бы невзначай заметил Рот.
Тернберри густо покраснел.
– Критиковать правительство – это государственная измена, милостивый государь!
Рот откусил кусок от яблока и беспечно оглядел гостей:
– Посмотрим, кто посмеет прийти и арестовать меня.
Каллиопа чувствовала, что Тернберри вот-вот взорвется, но после последнего замечания выручать его ей почему-то не хотелось.
– Кстати, о тюрьмах. Как прошла инспекция Ньюгейта? – неожиданно спросил Джеймс.
Рот тут же оживленно заговорил об условиях содержания в тюрьме, что совсем не подходило для застольной беседы, но все вокруг заговорили о своем, и никто уже не обращал на них внимания.
Тернберри буквально изнемогал на своем стуле, и это удивило Каллиопу: она ожидала, что Тернберри окажется стойким тори, но Рот и Джеймс говорили так, как будто они виги или реформаторы! Ей не приходило в голову, что они могут увлекаться политикой, и она не готова была с уверенностью сказать, какие позиции они занимают. В конце концов она предположила, что оба конформисты. Впрочем, разве не конформисты все эти знатные люди – даже те, кто заявляет иначе?
Лорд и леди Петтигрю встали.
– Мы собираемся устроить неформальное музицирование – леди Петтигрю просит всех гостей принять в нем посильное участие.
Последовало добродушное ворчание, несколько джентльменов схватились за сигары, но большинство дали себя уговорить, и в конце концов все отправились в консерваторию – двухцветный зал во флигеле, где сперва две дамы вполне прилично спели дуэтом, а затем выступил некий лорд, обладатель великолепного баса.
И вот наступила очередь Тернберри. У него был неплохой тенор, но он любил брать очень высокие ноты, которые не всегда мог осилить. В таких случаях Каллиопа подмигивала Роту – тот явно знал заранее, что им предстояло услышать.
– Эсмеральда, теперь ваш черед усладить наш слух! – сладко пропел Петтигрю.
Каллиопа могла бы отказаться, но, пока она слушала других, в ней взыграли семейные пристрастия.
– Я с удовольствием вам подыграю, – заявил Рот и сел к пианино. – Что вы выбираете?
– Вам известно произведение под названием «Любовь Синей птицы»?
Рот как-то странно посмотрел на нее и кивнул. Каллиопа удивилась, что он знает эту вещь – безвестную песню, которую так любила ее мать.
Рот взял первый аккорд, и она запела. У Каллиопы было сильное меццо-сопрано; отдаваясь пению, она словно забыла о слушателях, возвращаясь в те времена, когда была девочкой и пела вместе с матерью в их маленькой музыкальной комнате. Она вспомнила, как мать кружилась, а отец играл на пианино...
Давно отец не появлялся в ее счастливых воспоминаниях.
