– Час! – ответил жандарм.
– Немного! И затем до утра не проходило ни одного поезда?
– Ни одного. Труп был обнаружен до прохода первого поезда.
– Заключение принадлежит вам, – обратился ко мне автомобилист. – Разбирайтесь-ка теперь во всем этом.
– Все это вполне ясно! – уверенно сказал я. – Время не играет никакой роли. Я констатирую самый факт желания уничтожить или, по крайней мере, обезобразить до неузнаваемости труп, что, как мы сами видим, не привело к желаемым результатам. С меня этого довольно.
– Чтобы сделать его неузнаваемым, не следовало оставлять при нем документов, – заметил итальянец.
– И костюма. Я предполагаю, что преступник изменил впоследствии свое решение, поняв, что рано или поздно исчезновение господина Монпарно все равно станет известным. Подобное преступление всегда раскрывается.
– В более или менее отдаленном времени. Для преступника могло быть важно выиграть время, – задумчиво произнес автомобилист.
– Это было бы трудно, – возразил я. – До совершения убийства был разграблен принадлежавший жертве чемодан и на другой день при помощи найденных при убитом ключей унесены из железного сундука все находившиеся там ценности. Этот двойной грабеж, совпадающий с исчезновением самого господина Монпарно, невольно обратил бы на себя внимание.
И я рассказал все, что мне было известно по поводу последних событий.
– Что меня поражает во всей этой истории, – добавил я в заключение, – это то, что наряду с поразительной предусмотрительностью, характеризующей преступника, как выдающегося организатора, встречается какая-то невероятная наивность. Как будто все преступление было задумано и исполнено двумя отдельными личностями: гением и идиотом. С одной стороны, поразительный по замыслу грабеж в поезде и взрыв сундука, с другой – неудачное обезображение трупа, признанного с первой же минуты, благодаря документам и костюму.
Мои собеседники вполне согласились с моими доводами.
Между тем для того, чтобы продолжать розыски, надо было подождать прихода поезда. Я в последний раз взглянул на останки несчастного господина Монпарно.
– А где же ноги? – пришло мне вдруг в голову. – Неужели от них не осталось никакого следа, даже сапог?
– Они, вероятно, были отрезаны, а не раздавлены, – небрежно заметил Дольчепиано.
– Об этом никто не подумал, – ответил жандарм. – Может быть, они и лежат где-нибудь в туннеле.
Я бросил многозначительный взгляд на автомобилиста, который, видимо, его понял, так как улыбка скользнула по его губам.
– Может быть! – с деланным равнодушием ответил я. Между тем поезд подходил к станции. Жандармы внесли труп в прицепленный в конце поезда товарный вагон и вошли туда сами. Когда поезд отошел от станции, я обернулся к своему спутнику.
– Мы конечно, отправимся в туннель? – улыбнулся он.
– Конечно! – ответил я, выходя со станции.
Он последовал за мной, осторожно ведя рядом свой автомобиль. Дорога была совершенно безлюдна. Я спросил у станционного служителя, как пройти к месту преступления, и нашел его без труда. Мой спутник вынул из кармана электрический фонарь и стал любезно освещать мне дорогу.
Отдаленность местности не давала возможности любопытным наводнить место загадочного преступления, благодаря чему его посетили только судебные власти, да и те, как мне объяснили, шли только по рельсам, не отходя к откосу, на котором лежал сдвинутый с рельсов труп. Поэтому сердце мое усиленно забилось, когда я заметил глубоко врезавшиеся в гравий следы чьих-то шагов.
– Убийца! – прошептал я, указывая на них итальянцу. – Он нес труп.
Действительно следы шли вплоть до места, где был найден господин Монпарно, и затем продолжались в противоположную сторону к выходу из туннеля, сохраняя уже более легкий отпечаток. Очевидно, убийца уже отделался от своей ноши и шел более легкой походкой.
Я нагнулся, чтобы ближе рассмотреть следы; Дольчепиано любезно навел на это место фонарь.
– На злоумышленнике были надеты сапоги с тонкой подошвой, – заметил я. – Следовательно, это не был простой крестьянин.
– Вы думаете? – чуть-чуть насмешливо произнес итальянец.
Задетый за живое, я крепко прижал к мягкому гравию свою, обутую в большой грубый сапог, ногу и указал своему спутнику на получившийся от нее отпечаток.
– Видите? Что общего? А теперь попробуйте вы, – добавил я, заметив легкие комнатные сапоги автомобилиста.
– Если это вам доставит удовольствие, – усмехнулся тот, пожимая плечами.
След его сапога получился совершенно тождественным со следом, приписываемым мной убийце.
– Ага! – торжествующе воскликнул я. – Сравните! Разве можно смешать? У незнакомца были сапоги, подобные вашим.
– Что же это доказывает? – спокойно возразил Дольчепиано. – А у вас простые, грубые сапоги. В горах по одному этому трудно судить о социальном положении человека.
– Но у него были сапоги на тонкой подошве, которых не надевают для прогулки по горам.