правду снимать?
— Почему бы и нет? — заметил Стуколин.
— Ага, жди больше. Покажут в фильме, в «Рембо» каком-нибудь, как ихний спецназовец всех одной левой, а на самом деле…
— А что на самом деле?
— Ну ты сам посуди, — майор понизил голос. — У них в фильмах как показывают? Команда накачанных хлопцев: большая часть — белые, один или парочка — негры, девица какая-нибудь сумасшедшая. Совершают подвиги во славу своего звёздно-полосатого, выносят напрочь и русских, и китайцев, и арабов, и вьетнамцев — кр-р-рутые, блин. А на самом деле в армии у них в основном служат латиносы, один другого страшнее — у нас такие сортиры драят, к автомату их подпускать нельзя…
— Зато уж мы все из себя герои, — съязвил Стуколин. — После бутылки водки готовы полмира завоевать, а как до дела дойдёт!..
— А ты кто такой?! — встрепенулся Золотарёв; слова Алексея явно задели его за живое. — Кто ты такой, чтобы так говорить? Отсиживался у себя в Заполярье, пока мы кровь за Родину проливали!
Теперь уже взъярился Стуколин.
— Что ты обо мне знаешь? — привстав, он навис над столом, буравя Золотарёва взглядом и потирая кулак. — Что? Да если бы не я… если бы не мы… и в Заполярье, и в Средней Азии… да мы, если хочешь знать… — он запнулся, замолчал и опустился на своё место.
— То-то и оно, — Золотарёв победно огляделся вокруг, — и сказать даже нечего.
— Ладно тебе, — примирительно сказал капитан Андронов. — Не видишь, что ли? Человек подписку дал. Я вот тоже давал. И тоже помалкиваю.
— Подписку они давали, — заворчал Золотарёв. — Знаем мы эти подписки…
— А по большому счёту ты прав, — продолжал Андронов, — а Алексей — нет. Вынесли бы мы натовцев при прямом столкновении. И раньше выносили, и теперь вынесли бы. Невзирая на разруху и бардак.
— Это откуда же следует? — снова встрепенулся Стуколин. — Шапками «Ф-117» [32] не закидаешь.
Андронов усмехнулся чему-то своему и ответил так:
— Закидывали уже твой «Ф-117» шапками. И, не поверишь, закидали.
— Ну хорошо, ну пусть, — сдался Стуколин, — победили бы мы и америкосов, и немцев, и французов. Но только повода подраться с ними нам не дадут.
— Было бы желание, а повод всегда найдётся, — резонно заметил Андронов.
— Да никто к нам не полезет, — легкомысленно отмахнулся Алексей. — Сам подумай. Пока у нас ядерная дубинка имеется, и ПВО работает, ни одна сволочь сюда не сунется. Что они — идиоты?
Стуколин забыл, что всего лишь год назад примерно теми же самыми словами он характеризовал запутанную политическую ситуацию, складывавшуюся вокруг автономного края Косово — тогда Алексей тоже считал, что в НАТО служат не идиоты и что воевать с Сербией всерьёз никто из западных стратегов не решится…
К столику, за которым сидели, беседуя, офицеры, подошёл давешний официант.
— Прошу прощения, — обратился он к Андронову с лёгким акцентом, — кто из вас будет капитан Стуколин?
Все посмотрели на Алексея. Тот нахмурился:
— А кто меня спрашивает?
Официант подал ему трубку от радиотелефона. Стуколин поднёс её к уху, послушал, что говорят на том конце линии связи, бросил коротко: «Приду», после чего вернул трубку официанту. И быстро допил оставшееся в кружке пиво.
— Куда вызывают? — спросил Кривцов без особого интереса. — В редакцию?
— А вот и нет, — ответил Стуколин с гордостью. — Обратно. В строй!..
(Выборгское шоссе, Россия, январь 2000 года)
Таможенник был из нового набора — молодой, голодный, а потому агрессивно настроенный. Он ещё плохо разбирался во всех тонкостях работы на кордоне, но уже завистливо поглядывал на «иномарки», в которых разъезжали его старшие товарищи и коллеги, на костюмы и часы, которые они носили, на пухлые конверты, которые они получали из пухлых рук, а значит, правильно расставил приоритеты и был готов как можно скорее присоединиться к великой армии мздоимцев — во все века самой грозной и непобедимой силе России.
Подойдя к «мерседесу», он критически осмотрел его со всех сторон, постучал носком ботинка по облепленному снегом шипованному протектору.
— Новый? — это было первое, что услышал Алексей от молодого таможенника.
— Почти, — откликнулся Лукашевич со своего места в приоткрытое окно «мерседеса», в которое залетали редкие снежинки, — пробег — две сотни, а для «мерса» это пшик.
Таможенник внимательно посмотрел на Алексея.
— Выйдите из машины, — вдруг сказал он.
— Что? — Лукашевич удивился: обычно на этом участке трассы обходилось без заминок.
— Я сказал, выйдите из машины! — повторил таможенник громче и с угрожающей интонацией госавтоинспектора при исполнении.
Алексей пожал плечами и, открыв дверцу, выбрался из машины. Одет он был не по погоде легко — в парадную форму капитана ВВС с орденскими планками и Звездой Героя на груди. Ступив начищенным до блеска ботинком на обледенелый асфальт, Лукашевич выпрямился и вопросительно посмотрел на таможенника.
— Пройдёмте на пост, — приказал тот.
Сзади в пятно света, выхваченного из предрассветного сумрака ярким прожектором, установленным на крыше таможенного поста, шагнул плотный бритоголовый субъект в зимней кожаной куртке, камуфляжных штанах и высоких шнурованных башмаках натовского образца.
— Хей, братан! — обратился он к таможеннику. — Есть проблемы?
Таможенник напрягся, украдкой оглянувшись в сторону барьера, за которым покуривали двое пограничников с автоматами, — всё-таки он был ещё очень молод и не уверен в себе. Наметившийся конфликт пресёк в зародыше сам Лукашевич.
— Спокойно, Вован, — сказал он, даже не обернувшись к бритоголовому. — Проблем не будет.
Вован потоптался на месте, бросил: «Ну смотри, кэп», после чего вернулся к своей машине.
Таможенник вздохнул с облегчением и повёл Лукашевича к домику таможенного поста. Там оказалось на удивление тепло и уютно. Новенькая мебель финского производства, двухкамерный холодильник, телевизор «Филипс» в углу, дубовая недавно покрашенная стойка, парочка компьютеров, один из которых был включён в сеть и отыгрывал на экране бесконечно повторяющееся стриптиз-шоу.
Таможенник сел за стойку, а Лукашевичу предложил располагаться на любом из свободных стульев. Алексей не стал мудрствовать, выбрал ближайший, сел, с интересом оглядываясь вокруг.
— Итак, — начал таможенник, перебирая документы, представленные Лукашевичем, — двенадцать автомобилей. Дюжина.
— Совершенно верно, — подтвердил Алексей. — Двенадцать.
— Иностранного производства, — отметил таможенник, делая вид, будто что-то записывает в блокнот.
— Вы на редкость наблюдательны.
Таможенник вскинул голову. Было видно, что последнее замечание его разозлило.
— Шутки шутим, капитан? — осведомился он. — Это ты зря. Я шуток не понимаю.
— Очень жаль, — Лукашевича трудно было задеть или смутить: он почти полгода занимался перегоном иномарок через финскую границу и успел привыкнуть к неотёсанности представителей закона, обживших выгодную трассу.
— Зачем тебе двенадцать автомобилей, капитан? — таможенник как-то совершенно неуловимо перешёл на «ты». — Ты что, их солить собираешься?
— Да нет, — сказал Лукашевич, изображая полную невинность, — я собираюсь на них ездить.
— Тогда зачем тебе дюжина машин? Одной не хватает?
