костюме и дымчатых очках.
Роман тут же отыскал свободную стопку, наполнил её до краёв горилкой, настоянной на перце, подал молодому человеку и ответил так:
— А потому, мой дорогой Антон, что у америкосов не было и нет точных координат тайника. Как не было и нет их у нас. Знаешь, сколько лет в том районе «Новолазаревская» [85] работала? А толку?..
Стуколин с Лукашевичем многозначительно переглянулись: осведомлённость Романа Прохорова в этом деле была заметно выше, чем у пилотов. Невозмутимым остался только Громов: наверное, его осведомлённость была ещё выше.
— А Анатолий Викторович утверждает, что за последнее время могли появиться новые данные.
— Мало ли что утверждает твой Анатолий Викторович, — небрежно заявил Роман. — Ты пей вон лучше — продукт выдыхается.
Молодой человек опрокинул в себя рюмку и зажмурился — слёзы так и брызнули у него из глаз.
— Крепка настойка, — сообщил он, отдышавшись и протирая очки.
Офицеры, не откладывая, присоединились к процессу.
— Эликсир бессмертия, — охарактеризовал напиток Роман, довольный произведённым эффектом. — Ты, главное, закусывать не забывай. Вот сало есть и рыбопродукты… Кстати, товарищи офицеры, — он повернулся к захмелевшим пилотам, — имею честь представить вам Антона Кадмана. Писатель, журналист, сотрудник НИИ Нематериальных Взаимодействий. Прошу любить и жаловать.
— Утечки секретной информации не боитесь? — спросил журналист Кадман, закусывая перцовую горилку бутербродом с ломтиком настоящего украинского сала.
Роман снова хохотнул.
— Ну и будет утечка, — сказал он небрежно. — А она почти наверняка будет — однако кто утечке поверит? Серьёзные газеты промолчат. Всякие там «Секретные папки» и прочие «Аномальные новости» — те ухватятся, конечно, но эту «желтизну» нормальные люди не читают — только полоумные типы, вроде твоего Анатолия Викторовича.
— А кто такой Анатолий Викторович? — поинтересовался Стуколин. — Мы уже дважды слышали о нём…
— О! Это Великий Посвящённый, — пояснил Роман, театрально понизив голос и подмигивая. — Маг и алхимик, масон и чернокнижник, конспиролог и конспиратор. Вон он сидит.
Пилоты посмотрели на Великого Посвящённого. Тот действительно выглядел весьма импозантно. Совершенно голый череп, выпирающие скулы и глаза навыкате в совокупности придавали лицу «Великого Посвящённого» оттенок чего-то потустороннего. Одет он был в чёрный, наглухо застёгнутый френч, на груди красовался какой-то значок. Вокруг «Великого Посвящённого» собралось с десяток офицеров «Варяга». Анатолий Викторович вальяжно вещал, а моряки слушали его, раскрыв рты и позабыв про напитки.
— Вечно вы всё перевираете, Роман Фёдорович, — с упрёком сказал Антон Кадман, наливая себе в стопку новую порцию горилки. — На самом деле Дугов никогда не называл себя ни Великим Посвящённым, ни магом, ни тем более алхимиком. Он конспиролог — это да, но все мы в чём-то конспирологи. Вот вы, товарищи офицеры, верите в Заговор Мирового Сионизма?
— Как же не верить? — включился в игру Стуколин. — Когда этот заговор налицо. Точнее — на лицах.
— Вот видите, — глубокомысленно изрёк Кадман. — За конспирологию! — объявил он тост и, не дожидаясь, когда его поддержат, выпил.
— Извините за любопытство, Антон, но если вы журналист и писатель, как вас угораздило попасть в эту экспедицию? — поинтересовался Лукашевич, который впервые в жизни беседовал с живым литератором.
Раскрасневшийся от выпитого Кадман, тараща глаза, замахал на него рукой — на некоторое время он выбыл из разговора, пытаясь справиться с собственным желудком, который отказывался принимать очередную порцию горилки.
— Можно сказать, случайно, — ответил за литератора Роман. — Тиснул книжку «Оккультные тайны чего-то там», собрал в ней кипу дешёвых сенсаций, но сделал глупость — попытался весь этот бред анализировать. В результате, сам того не ведая, раскрыл несколько важных секретов, и наш «нематериальный» НИИ взял его в оборот. Теперь Антон у них типа хроникёра и летописца, ездит в экспедиции, потом отчёты строчит.
— И о нас напишет?
— И о вас напишу, — подтвердил Антон, которому удалось в конце концов унять желудочные спазмы. — Разумеется, всё было совсем не так, как рассказывает Роман Фёдорович. Но в оценке конечного итога он прав — моя задача действительно состоит в том, чтобы… э-э-э… регистрировать всё, что происходит вокруг меня в самом НИИ и в экспедициях, а потом внятно и литературно излагать свои впечатления на бумаге. Жаль только: на все эти записки сразу ставится гриф «Секретно», и тираж копий не превышает десяти экземпляров. Но когда-нибудь, — Кадман поднял палец и погрозил им слушателям, — придёт время, и о вас… о нас узнают все!
— Лучше не надо, — заметил Роман. — А то всплывут неприглядные подробности — не отмоешься.
— А не нужно совершать поступки, о которых потом придётся жалеть, — сказал Кадман нравоучительно. — Плесните-ка мне ещё этой горилки. Пробирает до костей, сволочь, но зато как хороша!
— А не придётся потом жалеть? — со смехом спросил Роман.
— Это моя работа! — заявил журналист, с пьяной суровостью глядя на Прохорова. — Вот и Анатолий Викторович тоже считает, что лучшему усвоению рассеянной в пространстве информации способствует употребление различных тонизирующих средств. А Анатолий Викторович, между прочим, — директор НИИ и крупнейший теоретик российского мартинизма!
— Вам, Антон, на эту тему стоит с нашим замкомом поговорить, — посоветовал Лукашевич, кивая на расположившегося в сторонке Громова.
— Он тоже любит заложить за воротник?
— Нет, но он большой любитель разной эзотерики и всяких оккультных тайн. А если вы его очень попросите, то он расскажет пару историй из своей практики. Например, про геройский «Запорожец». Или про экспедицию на Ловозеро. Очень рекомендую.
— Спасибо, — поблагодарил Кадман. — Сейчас наведу справки.
Нетвёрдой походкой, с наполненной стопкой в руке, он двинулся по направлению к Громову.
— Вот так и живём, — сказал Захар, провожая Антона взглядом. — А на самом деле — скука смертная. Мы уже с месяц как на борту, «Варяг» больше стоит, чем идёт, а на берег не отпускают. Я ребят, конечно, гоняю, чтобы форму не потеряли, но заняться больше нечем. У писателя хоть какое-то дело есть — он с утра пару рюмок примет, чтобы «рассеянная информация» лучше усваивалась, запрётся в каюте и стучит весь день по клавишам ноутбука, а у нас… — Роман махнул рукой.
— Ничего, — успокоил приятеля Лукашевич, — как придём в Антарктику, будет не до скуки…
В полночь, когда большинство офицеров, участвовавших в застолье, разошлись по своим каютам, вице-адмирал Долгопрудный поднялся на капитанский мостик и скомандовал отправление.
Тяжёлый авианесущий крейсер «Варяг» поднял якоря, четыре паровые турбины суммарной мощностью в двести тысяч лошадиных сил, уже более пяти часов крутившиеся на холостом ходу, наконец-то получили нагрузку, сдвинув громаду корабля с мёртвой точки, вода забурлила за кормой, и, оставляя за собой широкий пенистый след, «Варяг» на скорости в 25 узлов направился к экватору.
«Ну вот, — подумал вице-адмирал, глядя на яркие южные звёзды, — теперь только дело».
На следующее утро командир авиагруппы Тимур Барнавели собрал весь подчинённый ему личный состав в штабе (при нормальном положении вещей сюда приглашались только командиры эскадрилий) и объявил, что пора приступать к плановым полётам.
— Во-первых, — говорил он мучающимся с похмелья офицерам, — мы продолжаем учения. Подполковник Громов принёс мне на утверждение план таких учений, и я его уже подписал. Особое внимание в плане уделяется отработке навыков ближнего воздушного боя на малых высотах и согласованию действий авиагруппы с корабельными боевыми постами. Ответственным за выполнение программы учений
